Posted 26 апреля 2021,, 04:56
Published 26 апреля 2021,, 04:56
Modified 29 мая 2023,, 09:15
Updated 29 мая 2023,, 09:15
«Цифры занижали умышленно»: ликвидатор катастрофы на ЧАЭС вспоминает свою работу и ее последствия
35 лет назад произошел взрыв на Чернобыльской атомной станции. В результате эксперимента, проводимого на четвертом энергоблоке, 26 апреля 1986 года столб ядерного топлива поднялся в воздух. Загрязненными оказались территории Украины, Белоруссии, европейской части России, а также Латвии, Эстонии, Литвы, Польши, стран Скандинавии, Молдавии, Румынии, Болгарии, Греции, Турции, Австрии, Германии, Италии, Великобритании. Согласно официальным оценкам трех стран (Республики Беларусь, России, Украины), от чернобыльской катастрофы так или иначе пострадали более 9 миллионов человек. Масштабы катастрофы сегодня сравнивают с 500 атомными бомбами, сброшенными в 1945 году на Хиросиму и Нагасаки.
«Проспект Мира» публикует интервью с ликвидатором аварии на ЧАЭС из Зеленогорска Виктором Красногором, взятое в 2019 году. О сверхурочной работе, занижении данных по облучению и проблемах со здоровьем на всю жизнь.
Синдром чернобыльца
Из Красноярского края на борьбу с последствиями аварии отправили 2 500 человек. Сейчас в живых осталось только 1 324. Большая часть из них испытывает регулярные проблемы со здоровьем. Виктор Красногор был ликвидатором последствий аварии на ЧАЭС с 9 сентября по 14 ноября 1986 года. Вот что он вспоминает.
«Моя фамилия в списке для отправки в Чернобыль стояла одной из первых. Я представлял, что такое радиация, слышал о японской трагедии. Знал, что очень опасно для здоровья. Но отказаться даже мыслей не возникало, да и невозможно было, я военнообязанный. Тем более накануне меня наградили двумя орденами. Орденом Красного Знамени — за освоение свайных фундаментов на строении химзавода. И орденом Ленина — за работу на заводе «Сибволокно».
Мне на тот момент было 46 лет, дочь — с 63-го года, сын — с 72-го. Семья очень переживала, но куда было деваться?
9 сентября 1986 года наша группа прилетела в Киев, затем нас привезли на станцию Тетерев, где мы целый месяц жили в железнодорожном вагоне — просто туда загнали состав. Душевая была на улице, до столовой идти 3 километра. Жилье никакое, проходной двор.
Виктор Красногор перед отправкой на ЧАЭС
Работать ездили 130 километров до станции. Садились в «чистые» автобусы, перед станцией — пересадка: проходишь через заграждение к «грязным» освинцованным автобусам, они назывались «таджики». На них подъезжали прямо к бункеру. На месте нам уже основательно объяснили, как себя вести, чтобы снизить риски заражения. В автобусах нельзя было снимать маску. Автобусы были украинские, у них двигатель сзади, как пылесос. Внутри во время движения пыль стоит столбом. А пыль — это самое страшное, она оседает на горле, легких. Многие не подчинялись распоряжениям и ехали без маски. Я же с самого начала решил выполнять все, что требуют. Нельзя было ходить по территории, прилегающей к станции, в развалку. Только бегом до назначенного объекта. И не перебарщивать. Как только чувствуешь, что дозу перебрал, сразу уходить, полоскать горло.
Чувствовалось это сразу: перехватывало дыхание, горло сушило, спазм наступал такой, что можно упасть и воздуху не успеть вдохнуть. Слезы, кашель — синдром чернобыльца. У меня такое было один раз. Я работал экскаваторщиком, и однажды во время того, когда я разбивал плиты, у меня лопнул трос. Я побежал к дозиметристам, они говорят, что там сумасшедший фон. Но делать нечего, надо было лезть ремонтировать.
Принесли лестницу, я спрыгнул вниз, выполнил работу и рванул обратно, даже шагать уже было сложно, дыхание перехватывало. На виски как будто иголками давили, в глазах искры золотистые. Единственное спасение — в бункере на каждом этаже стояли горы минеральной воды: «Нарзан», «Ессентуки». Прилетаешь туда, бутылку открываешь и полощешь, полощешь, сколько сил хватает, пока дыхание нормальное не восстановится».
Задача группы Красногора была в следующем: когда заливали бока саркофага бетоном, лишний бетон выливался с торцевой стены наружу, и никто его сразу, пока свежий, не убрал. В результате образовалась катушка из застывшего бетона. Она мешала подогнать кран «Демаг», чтобы перекрыть вырванный блок станции. Нужно было откалывать этот бетон гидромолотами и пневмомолотами и выравнивать площадку. Работа сложная и физически тяжелая. Общая смена длилась шесть часов, но каждый работал по индивидуально рассчитанному времени, сколько разрешит дозиметрист.
«Мне выдали новенький, прямо с завода, экскаватор, кабина была освинцована. Работать в защищенной металлом кабине было безопаснее, но страшно неудобно — ничего не видно ни справа, ни слева. Как только мы расчистили половину площадки, туда зашел кран. Началась укладка труб в перекрытие саркофага. Здесь работали резервисты. «Демаг» поднимал трубу и одновременно в батискафе поднимались ликвидаторы. На высоте ребятам надо было выскочить из освинцованной кабины — а фон там был сумасшедший — сбросить крючья и снова в кабину. Они ночь отработают, сделают один подъем и их отпускают домой. Свою дозу они набрали».
После смены ликвидаторы шли мыться и переодеваться. Первое время каждый день выдавали новую одежду, но потом перестали. Вскоре из вагонов людей переселили в домики пионерского лагеря «Голубые озера». «Там было, конечно, удобнее и до столовой идти ближе». В самом Чернобыле Красногор был только два раза, когда приехал и когда уезжал. Все остальное время только на станции. «Сами рабочие смены были короткие, чтобы не успели сильно хватануть. Возили туда-сюда и в 11 вечера, и в 2 часа ночи, и в 5 утра. Особенно неудобно было ночью. Едешь в автобусе, на выезде из 50-ти километровой зоны стоят дозиметристы. Проверяют, если автобусы звенят, высаживают людей и моют на раз, на два». Как правило, такие командировки длились не более 65 суток. Но были случаи, когда оставляли и дольше. Земляк Виктора Севастьяновича Николай Лаврентьев был сварщиком-монтажником. Его прислали на один срок, а потом оставили еще — привезли лист металлический, чтобы торец закрыть, и нужны были его руки. Он пострадал сильно, у него отнялась речь, что-то случилось с горлом, сейчас он не говорит. При отъезде доза Красногора составила 27 рентген, а в справке написано — 16,8 рентген. Цифры занижали умышленно.
«Молодежь старались беречь»
По словам Виктора Севастьяновича, с ним работали молоденькие парни из Узбекистана, которые пытались отказаться от командировки. Тогда на них надели военную форму и призвали в армию. Правда, молодежь в Чернобыле старались беречь, особенно тех, у кого еще не было детей. Если приходилось грузить куски бетона очень близко к станции, не пускали, а шли сами.
«Домой я вернулся 14 ноября 1986 года. В первые года два часто приходилось скорую вызывать, сердце прихватывало, дышать было трудно. В больнице периодически лежал. Потом, видимо, кровь обновилась, стало легче. Но до сих пор мучает астма, если понервничаю или перенапрягусь, наверное, это уже на всю оставшуюся жизнь».
Как говорит Виктор Севастьянович, если бы сейчас трагедия повторилась, он бы все равно туда поехал. Кто-то должен был сделать эту работу, иначе было нельзя. Но мужчина надеется, что ошибка Чернобыля учтена.
«Даже мне стало понятно, какую оплошность допустили на станции. Когда котел был разогрет до невероятной степени, взяли и закрыли воду. В результате взорвался сначала котел, а потом сам реактор. Глупость, неграмотность, некомпетентность, по-другому это не назовешь. Сейчас на атомных станциях правила ужесточили и установили автоматику, которая способна уберечь от перегрева».
Фото: Алексей Ивашин специально для «Проспекта Мира»; личный архив Виктора Красногора; портал Красноярского союза «Чернобыль»