Зачатие было непорочным. Но не думаю, что стоит рассказывать всю правду об этом. А вообще, стаканчик для анализов и шприц в домашних условиях никто не отменял. Это более продуктивно и бесплатно, если сравнивать с врачебной помощью в этом деле.
Мой каминг-аут произошел в этом году. Я поехал на новогодние праздники к родителям в родной город и 2 или 3 января мы втроем сидели за столом, ужинали. Все началось с политики. У нас с папой абсолютно разные взгляды, и он начал про то, что, мол, в СССР было лучше, а сейчас в Москве одни пидорасы и их всех нужно стрелять. Тут я говорю: «Ну стреляй!» Он опешил. А у меня уже слезы подкатывают, я быстро накидываю пуховик и выбегаю из квартиры.
На улице минус 35. Стою у соседнего дома, курю возле подъезда, мне мама пишет: «Паша, вернись! Я уже давно знаю! Все нормально. Я тебя люблю и так. Только вернись, пожалуйста, и скажи отцу, что ты пошутил. Потому что он мне жизни не даст: ты в Красноярске, а он на мне будет злость срывать». Я, наверное, полчаса на этом морозяке простоял, подумал, что окочурюсь сейчас, потому что идти больше некуда.
Возвращаюсь и вижу: отец крушит дом. Сажусь за стол. «Сын! Пидорас! Ладно бы ты просто дружил с пидорасами! Но ты сам пидорас! Позор семьи!» И он уходит из дома. Куда-то к друзьям. Тут я наконец-то начинаю плакать.
Мы с мамой сели говорить, и, хотя моя мама достаточно современный человек, но она во всем винит себя. Я ей объясняю, что я таким родился, а она: «Нет, это психология». Надо будет ей устроить ликбез, показать какие-то фильмы, чтобы она себя не винила. Мама настаивала, чтобы я написал отцу, что пошутил. Я сдался, отправил сообщение. Мы два месяца не общались вообще после этого. Сейчас все как ни в чем не бывало. Тему избегаем. У него свой микромир, в котором геи существуют только в Москве. Все нормально, мы видимся нечасто, отец при встречах всегда интересуется, когда я женюсь. Для него как будто не было этой ситуации. С мамой ничего не изменилось в отношениях, разве что теперь она насчет жены не достает. Вообще про личную жизнь ничего не спрашивает.
Эту историю я рассказал в своем твиттере, у меня открытый аккаунт. Я получил огромное количество слов поддержки. Не ожидал, что будет так. И самое удивительное, никакого хейта не было, буквально два таких реплая и то без пожеланий смерти.
Наверное, лет в 15 я понял, что люблю парней. Смотрю фильм, и мне нравятся не женщины, а мужчины. Мой первый краш – это Робин из «Бэтмэна». У многих геев почему-то есть период, когда они отрицают сами себя. У меня бывший боялся себя принять. Мы уже встречались, но все равно. А у меня не было такого. Ну какой есть, ок.
Я в 15 лет заказал себе первый номер журнала «Квир», это был октябрь 2003 года. Он мне пришел по почте в темном пакете. Я распаковал — и ох!.. Прятал его в столе. Но потом, когда я уехал учиться в другой город и приехал на выходные, мама говорит: «Я у тебя в комнате вещи разгребала и журнал нашла». И тут наверняка она все поняла.
Я не кричу о своей ориентации направо и налево. На работе сейчас не знают — мне кажется, не поймут. Хотя на прошлой знали все, кроме водителей разве что. Но если абстрагироваться от работы, то в обычной жизни я не скрываю, что гей.
Когда знакомлюсь с кем-нибудь в баре, например, с девушкой, и вижу, что она начинает ко мне проявлять внимание, я говорю: «Стопэ, подруга, я не по вашей части». Одна была в «Эре», мы танцевали, потом я вижу, что она уже переходит грань, пытается мне в рот язык засунуть. Я ей говорю: «Извини, я гей!» А она мне: «Ой, ну и че, я и в попу могу!». Это было очень смешно.
Но с негативом не сталкивался.
В школе не скажу, что какая-то травля была, но я общался в основном с девчонками, причем с самыми крутыми. А пацаны, видимо, из зависти меня тыкали. Но никогда не били. Бывало, что кричали в спину «Пидорас!» — но мне даже не было обидно. Я выстроил для себя какой-то блок и всегда было все равно, кто и что обо мне думает.
Я не призываю каждого говорить о себе родным. Решать нужно самому и думать о родителях. Например, мой отец никогда не примет и не поймет этого. Даже можно сказать, что я пожалел о том, что тогда ляпнул сгоряча.
«Я не готова рассказать маме, не могу предугадать, какая будет реакция. Есть вероятность, что агрессивная» Юля, 31 год, менеджер в строительной компании
Очень узкий круг людей знает о моей ориентации. Наверное, максимум человек десять наберется – это близкие друзья. За всю жизнь у меня было четыре работы – нигде ничего не знали. Нафиг надо палиться? Когда в офисе обсуждаются какие-то темы про свидания, отношения и прочее, я просто отмалчиваюсь.
Мама тоже не знает. Я пока не готова ей рассказать, не могу предугадать, какая будет реакция. Есть вероятность, что агрессивная, потому что, когда по телевизору что-то такое показывают, ее комментарии не очень лестные.
Тему парней дома она не поднимает, чаще задает риторический вопрос: «Эх, будет ли у меня внук?» Я отшучиваюсь или говорю что-нибудь типа: «Да, когда-нибудь…» Съезжаю с темы. Да и в наше время это вообще не проблема – завести ребенка. Не обязательно с парнем для этого встречаться. Рано или поздно все равно придется ей признаться — но лучше поздно, чем рано. Смелости не хватает, не хочется отношения портить. Конечно, со временем она поймет, остынет, но… Я пока не готова.
С моей девушкой мы думаем о том, чтобы съехаться, и, видимо, тогда и придется сказать родителям. Но это будет проще, когда мы уже станем жить вместе. А может — что-нибудь придумаю из разряда «до работы оттуда ближе». Конечно, хотелось бы жить более открыто, чтобы не было этих заморочек, подмигиваний, чтобы можно было взяться за руки на улице или в кино, кафе. Но пока как есть.
Что касается какой-то «общественной» жизни, то в Красноярске есть гей-клуб, он находится в центре города. Туда можно попасть, только если кого-то знаешь. Плюс строгий фейсконтроль. Они по каким-то гей-радарам сортируют посетителей. Если к этому клубу в «ДубльГИС» комменты почитать, то там есть и гей обиженный, который из другого города специально приехал, а его не пустили, и комменты вроде: «Да там одни пидорасы!».
В клуб этот тоже, конечно, определенный контингент ходит. Большинство на гопников похожи. Раньше «тема» в центре на Стакане сидела, тусовка своя была. Сейчас там нет уже никого. Еще есть аккаунт в инстаграме, насколько я знаю, открытый даже.
«Я довольно долго скрывал от окружающих себя настоящего» Олег, 32 года, журналист
Я – мужчина, который не хочет и не пытается вписываться в общепринятые представления о мужественности/женственности. Я – это я. Я могу свободно пользоваться косметикой, могу заниматься экстремальным спортом, могу быть слабым, могу рыдать над грустным фильмом, могу иначе.
Меня раздражают и расстраивают ожидания в духе «ты же мужчина, ты должен», ровно как и «ты же женщина, ты должна». Я веду твиттер от женского имени, и это – тоже часть меня. В конце концов, наш гендер – это только социальный конструкт, мы не обязаны следовать ему, если нам некомфортно. Я бисексуален, но сейчас у меня моногамные гетеросексуальные отношения: есть любимая жена, мы воспитываем дочь.
Я довольно долго скрывал от окружающих себя настоящего. Каминг-аут сделал прошлой осенью. Моя хорошая знакомая, трансгендерная девушка, совершила самоубийство. И это меня сломало. По-настоящему. Я очень долго задавался вопросом: почему жизнь человека, который просто отличается от большинства и не боится этого показать, была настолько невыносима, что она решилась на суицид? Ну то есть это же не должно быть так, да?
И тогда я понял, что, скрываясь, живя в тени и поддерживая образ гетеронормативного мужчины, я поддерживаю и всю эту систему. Это же невыносимо на самом деле, носить маску и стараться не взрываться, когда слышишь гомофобные шутки и комментарии от коллег и друзей. Жизнь в шкафу разрушает не только тебя, но и вредит всему сообществу.
Я написал об этом в твиттере и рассказал близким. Реакция была разной. Супруге было сложно принять, но мы успешно прошли этот этап. Родители сказали: «Нам все равно, ты – наш сын». Никакой драмы. Из знакомых никто ни разу мне не сказал ничего неприятного. Напротив, такого количества поддержки, как после каминг-аута, я не получал никогда в жизни.
Стоит сказать, что не бывает одного каминг-аута. Каждый раз, когда ты открываешься новому человеку – это еще один каминг-аут, и все как в первый раз. И я провел десятки таких бесед со многими своими друзьями.
Еще мне повезло, в моей семье никогда не было установки, что гомосексуальность – это что-то ненормальное. Скорее даже этот вопрос вообще не был предметом обсуждения. Интеллигентная семья, никакого криминально-уголовного этоса. Кроме того, когда я рос, а это были 90-е годы, самый их конец, была группа «ТаТу», да и вообще тема гомосексуальности не была табуирована. Ты живешь и знаешь, что вот, условно, друг семьи дядя Вася, он работает на телевидении и он гей. И никому это не мешало с дядей Васей общаться.
Страшно стало, когда я познакомился с более широким кругом людей и понял, что существует тюремный взгляд на мир. И когда начала меняться повестка в обществе и появились казаки с православными фофудьеносцами. И я вижу, что становится все страшнее и страшнее с каждым днем.
Сейчас я живу в Европе. Мне предложили тут работу. И разница в отношении к геям здесь и в России огромная. У меня на рабочем столе стоит прайд-флаг. Тот самый, радужный. И я знаю, что за любую неуместную шутку по этому поводу сотрудник получит выговор от руководства. Вы можете представить себе такое в России? Я – нет.
А в пятницу вечером я могу, сверкая глиттером (блестки, которые используются для макияжа, – ред.) пить в баре пиво, и никто даже не позволит себе какого-то неуместного взгляда в мою сторону. Здесь проходят прайды, здесь вполне себе свободно работают тематические клубы и бары. С другой стороны, конечно, в каждой стране есть гомофобия и есть шанс нарваться на люмпена. Но важно, что здесь он 100% будет наказан за преступление на почве ненависти. В России – нет.
Я помню, как давно, еще в Красноярске, мы встретились с моим бывшим парнем в кафе не в центре города — и он просто положил свою руку на мою... Не прошло и пары минут, как к нам подошла компания мужчин возраста около 40-ка с вопросом: «Вы чо, пидоры?» Я не знаю, как у нас получилось не получить по морде, мы быстро ушли. Общество не готово пока видеть проявления чувств между людьми одного пола. Даже такое незначительное, как рука на руке.
Когда я учился в школе, у меня были проблемы с одноклассниками. Дети не очень любят чувствительных мальчиков, которые плачут, когда рассказывают сюжет «Му-Му» на уроке литературы. Не помню ни одного года в школе, когда бы не было травли. Было время, когда я просто не мог ходить в школу месяц, потому что мне было страшно. В ВУЗе стало легче, конечно. Когда учишься скрываться и вести себя гетеронормативно — хоть это и очень противно, но к этому привыкаешь. Почти все ЛГБТ-ребята привыкают.