«Господи, насмотрелся я всякого…»: воспоминания красноярского ликвидатора Чернобыльской аварии

«Проспект Мира» публикует воспоминания 63-летнего железногорца Валерия Николаевича Махонина. 30 лет назад он, простой водитель с ГХК, по собственному желанию отправился ликвидировать последствия Чернобыльской катастрофы. О том, что он пережил за два месяца 1986 года, Валерий Николаевич рассказал проекту «Черная быль».

Пошел я к своему начальнику и говорю: «Поеду в Чернобыль людей спасать». А он мне: «Поезжай, если хочешь». Погрузили нас в автобус, довезли до аэропорта в Емельяново, нас уже там самолет ждал. Сели мы в самолет, долетели сначала до Киева, а оттуда доехали до бывшего пионерлагеря «Голубые озера». Встретил нас там человек, забыл его имя-фамилию, и спрашивает: «Кто из вас знает, что такое радиация?» Говорю: «Я знаю, поскольку на горно-химическом комбинате работаю». И снова спрашивают: «А есть ли среди вас, вновь прибывших, водители? Если есть, то какой категории?» Тогда я снова отвечаю: «Я водитель. У меня все категории. И грузовик, и автобус могу водить». «Хорошо, — мне говорят, — будете цемент возить. Вот паровозы стоят, грузитесь цементом». Подъехали мы к паровозам, а там немецкие бетононасосы для бетонзавода стоят. Классная техника. Нас быстренько цементом загрузили, и погнали мы на станцию.

Освинцованный автобус, водителем которого был Валерий Махонин (четвертый слева во 2-ом ряду)

Отвез я цемент в Чернобыль, вернулся, а мне говорят: «Рабочих много, а водителей мало, нам водитель автобуса нужен».

Дали мне освинцованный внутри автобус. Пассажиры в освинцованном салоне, а я-то, водитель, открыт и ничем не защищен, разве что одна дверь в кабине водительской освинцована… Но, раз надо, значит, везу.

Вот я еду к станции — страх божий! Реактор весь разворочен, развалило его взрывом, и будто радуга по нему идет. Говорю ребятам: «Не смотрите туда, чтоб катаракту не заработать». А сам очки черные надел, чтоб хоть как-то глаза защитить — я ж ведь знаю, что такое радиация. Ликвидаторов пособирали со всего Союза, всех национальностей, некоторые по-русски плохо понимают… Особенно трудно с мусульманами было: надо работать, а они усядутся и молятся Аллаху. Я им говорю: «Вы же сюда людей спасать приехали, чего сидите снопами?» А они мне: «Мы свои 25 рентген уже схватили, долг выполнили, теперь пусть другие едут, да хоть весь Союз».

Я работал в четвертом районе на четвертом блоке — там все по районам поделены были, и у каждого подразделения своя задача. Нашей задачей было залить 4-ый блок бетоном изнутри, чтоб от других блоков отсечь.

Господи, насмотрелся я всякого… При мне в разлом запускали роботов для производства опасных для жизни людей работ — уровень радиации был слишком высоким. Но даже электроника не выдерживала такого уровня радиации, роботы отказывали, «замирали».

Были там по всей зоне пункты, где «дозики» измеряли уровень загрязнения. На этих пунктах мыли мы технику порошком, да разве таким способом можно технику очистить? Когда приборы у «дозиков» зашкаливать начинало, загрязненную технику попросту бросали возле станции. Вы даже не представляете, сколько вокруг станции брошенной техники стояло.

Было у меня несколько пропусков. Один — красный, который «всюду», другой — «зеленый», с ограничениями. «Красный пропуск» у меня забрали перед тем, как мне домой ехать, а «зеленый» так у меня и остался на память.

По «красному пропуску» съездил я в Припять. Попросила меня о том одна женщина, диспетчер, которая раньше в Припяти жила. Когда из Припяти эвакуировались, то все вещи побросали, потому что они «звенели».

«Зачем тебе те вещи? Они же зараженные!» — я женщину спросил. А она мне: «Осень уже, похолодает скоро, мне же в чем-то ходить надо. Но кроме тех зараженных вещей ничего больше нет, да и купить новые не на что». Ну, взяли мы с собою «дозика» и поехали. Стал «дозик» вещи осматривать — всё звенит, везде приборы зашкаливают. Кое-как одно пальто выбрал, чуть меньше других вещей зараженное. «Вот это бери! — сказал. — Хотя и это пальто тоже брать нежелательно». А еще деда, оставшегося жить в Припяти после катастрофы на ЧАЭС, никогда не забуду! Отказался он наотрез дом покидать, сказал, что терять ему нечего: сын того деда на ЧАЭС работал. Погиб он. И старуха дедова в тот момент, как случилась катастрофа на ЧАЭС, умерла. Сердечница она была. Похоронил ее дед в саду возле дома… Деда того медики как подопытного кролика воспринимали… Раз в неделю приходил он к нам за продуктами, закупался и снова отправлялся жить в Припять. А когда у нас в лагере бывал, то медики его осматривали, следили, стало быть, за его состоянием. Когда я из Чернобыля уезжал, жив еще был дед тот…

Были случаи мародерства в Припяти и Чернобыле. Задержали одного мародера, который лазил по квартирам, забирал золото и деньги, делал тайники. Прямо в Чернобыле он предстал перед военным трибуналом. Осудили его на 10 лет строго режима.

Кормили нас в столовых хорошо. Три раза в день. Как на убой. Всё что хочешь, давали, вплоть до черной и красной икры. С водой сначала проблем не было. До того, как саркофаг стали закрывать, воды всякой было вдоволь: сколько хочешь, столько пей. А вот когда саркофаг стали закрывать, вода обрела тухлый привкус. Привезли нам какую-то тухлую минералку. Пришлось ее пить…

Нельзя было, чтобы вода на реактор попадала. Над станцией каждый день вертолеты летали и бомбили тучи, чтобы никаких осадков не было. Дождя не было, жара стояла страшная — плюс 40-50 градусов. Реактор, хоть и авария произошла, всё равно еще работал. Каждые полчаса фукал. Это значит, что выбросы радиоактивные регулярно производились. Как реактор фукнет, так у меня мурашки по всему телу, будто кто иголками колет. То, что выбросы — каждые полчаса, от нас скрывали, но тело ведь не обманешь, тело чувствует… Некоторые люди через каждые полчаса кашлять начинали…

Стояли мы в 120-и километрах от ЧАЭС, нас возили на автобусе до границы тридцатикилометровой зоны. А затем я пересаживался за руль освинцованного автобуса и вез людей к 4-ому блоку. Работал по 18-20 часов с сутки. Перегрузки были у всех. Многие за рулем засыпали, потому и аварий случалось много. Помню одного тракториста… Подъезжаем к блоку, смотрим: трактор гудит, вроде как работает, но на месте стоит. Кабина освинцованная, но всё же видно, что кто-то там за рулем в свинцовом куполе сидит — то ли помер, то ли спит. Стучали-стучали, он нас не слышит, но тогда говорю ребятам: «Тащите лом! Может, жив еще человек и удастся его спасти!» Кое-как открыли мы ту кабину, выволокли бедолагу. Но спасти успели. Жив он.

Когда накопители начальника участка и главного инженера, привезенные ими с собою из Томска, стали показывать 50 рентген, я свою кассету выбросил… А те данные, что в моей карточке, это данные за пару дней, не более.

Я многое видел. К примеру, видел, как лазерными установками отсекали металлические конструкции над развороченным блоком реактора перед тем, как его бетоном залить. В то время это была секретная информация.

Еще знаю — сам видел — что трубы, по которым бетон подавался, часто менять приходилось. Никто понять не мог, в чём дело… Потом КГБ-шники по секрету рассказали, что на бетонном заводе работали вредители. Сверху в машины сбрасывали камни, которые забивали насосы и трубы. Вроде бы поймали тех вредителей.

Не пойму, зачем кому-то понадобилось мешать ликвидации аварии?! Японцам что ли?

В приемной губернатора А. Хлопонина; В. Махонин — во втором ряду второй справа

Я приехал домой весь «пропитанный» радиацией, звенел, чуть ли не светился в темноте… Сам как источник радиации был… Обещали нас встретить в аэропорту, да никто не встретил… Добирался на общественном транспорте… Приехал домой, а жена меня на порог не пускает: «Снимай с себя всё на лестничной площадке, вплоть до трусов и носков! Упакуй в мешки, а потом — в душ». Ну я так и сделал: огляделся — нет никого на лестничной клетке — разделся догола и в душ сиганул. Потом понес свои вещи на комбинат, думал, девочки отстирают. Да не смогли они ничего отстирать. Всё выбросить пришлось. А дозиметристы наши ГХК-овские сказали, что нельзя мне было в общественном транспорте ехать, поскольку, даже будучи без одежды, голышом, весь звеню…

Горько мне, что отношение к нам нынче не слишком хорошее… Квартиру обещали — не дали, путевки на лечение — не дали, а в поликлинику я и сам перестал ходить… Бесполезно… Даже лекарства бесплатные не получить… Но всё равно я ни о чём не жалею, ведь у каждого человека — своя судьба. Какая бы эта судьба ни была, но она — моя. И точка!»

Больше фото и оригинал текста — здесь: http://www.чернаябыль.рф/likvidatory/26-maxonin-valerij-nikolaevich.html