Posted 22 ноября 2017,, 08:04

Published 22 ноября 2017,, 08:04

Modified 29 мая 2023,, 09:20

Updated 29 мая 2023,, 09:20

Мальчик не из Уренгоя: снятся ли ветеранам убитые немцы

22 ноября 2017, 08:04

Красноярский журналист Леонид Зольников написал для «Проспекта Мира» колонку о том, почему ненавидеть школьника из Бундестага не только не нужно, но и вполне себе отвратительно.

Это не история мальчика из Нового Уренгоя, которого все теперь обсуждают. Это история другого мальчика. В 1920 году (по другим данным, в 1919) в маленькой алтайской деревне в многодетной крестьянской семье родился мальчик. Назвали его Дима. Время было тяжелое, полуголодное. Как и все крестьянские дети, пропитание Дима добывал в поле, на речке и в лесу. С ранних лет он рыбачил, собирал грибы и охотился. Дима был метким стрелком. Потом ему это очень пригодилось, спасало ему жизнь, а меткость этого крестьянского парня была даже отмечена наградами.

И вот мальчик Дима вырос и пошел в армию, где и прослужил положенные в то время три года. Он уже ждал, когда отправится домой, повидает родных и поедет в город, поступать в университет. Дима был умным и любознательным мальчиком, и стремился получить образование. Но тут началась война, и поступление в университет пришлось отложить на долгих шесть лет. На войне Дима храбро сражался, оборонял столицу нашей Родины — Москву, дошел до Австрии, где и остался еще на год, дослуживать. 

Потом Дима вернулся домой и поступил в университет, где встретил девушку Лену и полюбил ее. Лена, к счастью, ответила молодому ветерану взаимностью. Дима был красив, статен, не по-крестьянски аристократичен (изуродованная осколком половина лица его почти не портила). Вскоре они оформили свои отношения. Потом, как водится, у них родилось двое детей — дочка и сын. 

Дима всегда любил природу и в свободное время выезжал на рыбалку, или в лес по грибы и ягоды. Дима много трудился, преподавал в университете, изучал историю Сибири, писал научные работы и со временем стал профессором и доктором наук. Это положительно сказалось на его благосостоянии, и он решил позволить себе не самое дешевое хобби — охоту. Ну а что — всё детство проохотился, навык остался, чего бы и не добывать для семьи дополнительное пропитание?

Купил ружье, выправил все документы, зарегистрировался в охотничьих организациях — в общем, сделал всё, что было положено, и поехал на озера — бить уток. 

На озере Дима увидел двух уток, прицелился… И встали перед ним тут же пять (что ли?) немецких солдат, которых он убил на войне. Точнее, встали те, которых убил точно он и с близкого расстояния. Чью смерть он видел.

х/ф «Шел четвертый год войны...»

И Дима — взрослый солидный мужчина, профессор, ученый, убежденный атеист, отвергающий всякую мистику — опустил ружье. Утки полетели себе дальше.

Не смог, как потом говорил. Хватит, отстрелялся. Кто я такой, чтобы птиц стрелять, они же летят и хотят долететь? Прощай, оружие.

Дима вернулся домой без добычи. Ружье он, кажется, потом отвез в родную деревню и подарил кому-то из земляков — им нужнее. 

На природу он продолжал выезжать, сколько позволяло ему здоровье. Но только на рыбалку и «грибную охоту» — о другой больше он не помышлял. 

Дима умер осенью 2015 года, немного не дотянув до 96 лет. В последние годы он снова стал мальчиком, совсем-совсем маленьким. Как пел Александр Галич, «жизнь подходит к концу, и опять начинается детство…». 

Приходили ли к нему в последние его дни те самые убитые им немецкие солдаты? Мы никогда этого не узнаем. 

Мальчик Дима — это Дмитрий Маркович Зольников, мой дед. Во избежание спекуляций: до конца своей жизни он оставался убежденным коммунистом, сталинистом, атеистом. Он имел на это право. Крайне критично относился, к примеру, к поздней военной прозе Астафьева (при этом он никогда бы не позволил себе паскудных заявлений, что Астафьев не воевал). И на это он имел право. 

Историю его неудачной утиной охоты дедушка рассказал мне совершенно буднично, когда я приехал на каникулы и мы с ним гуляли. Я помню тот день, мне было лет двадцать.

Никаких выводов он из этого не делал, никакой морали не читал. Все было просто — «ну вот, был такой случай…». При этом он (как и многие другие ветераны, я общался по работе с некоторыми) никогда не высказывал ненависти к врагу. Он знал (в отличие от многих) историю и понимал, что рядовые солдаты — не каратели, а в общем-то такие же молодые парни. Которые, может, и побежали радостно воевать с песнями и уверенностью в легкой победе, но пропаганда из них выветривалась в полевых условиях невероятно быстро. Он видел, что они напуганы и что они очень не хотят умирать. И он не хотел их убивать. Но а-ля гер ком а-ля гер, либо ты, либо тебя. На рефлексию времени не было.

Мальчик Дима имел право на отсутствие ненависти. И да — во враге он видел человека. Потому что видел. 

В отличие от тех возмущенных, оскорблённых в лучших чувствах, надувших щеки других Дим. А также Вась, Вань, Саш, Петь, Денисов, Ром… Которые родились через два, три четыре десятилетия после окончания той войны. И «которых там не стояло», потому как не могло стоять сугубо хронологически. И вот понимание этого — одна из важнейших причин, по какой нужно знать историю. 

х/ф «Падение Берлина»

Но и в них стоит видеть человека. Потому что кто-то же должен в них его видеть, если даже они сами уже не в состоянии разглядеть человека в себе. И стоит им простить все вот эти кривляния, ужимки, паранойю, вечную оскорбленность и раздутые от собственной важности щеки. Потому что им страшно. Потому что как только они прекратят бороться с назначенным злом и изображать из себя воинов света (условно говоря, бомбить свой внутренний Берлин), у них появляется риск пройти мимо зеркала и ненароком туда заглянуть. Откуда на них посмотрит отнюдь не воин света. Из-под опухших век им подмигнет советско-кухонная, старушечьи-скамеечья, облезло-клееночная, засиженная мухами, липкая от кислого разбавленного пива, с запахом прогорклого масла, со следами лени, бездарности и многолетних вредных привычек, концентрированная poshlost.