«Мы были готовы за них погибать, они за себя — нет»: красноярский ветеран Афганистана вспоминает страну, где всегда идет война

Ветеран войны в Афганистане и руководитель красноярского отделения «Боевого братства» Иван Воробьев вспоминает войну, на которую попал в 18 лет, и рассуждает о том, почему власть в стране захватил «Талибан» (организация признана в РФ террористической и запрещена).

«Они никогда не видели мира»

- Иван Анатольевич, как отозвались у вас последние события в Афганистане?

- Вспомнилось все. Я уже более 30 лет живу в мирной жизни, а в Афганистане все эти годы ничего не прекращалось, все продолжается. Очень жалко и народ, и страну, потому что перспектив мирной жизни в обозримом будущем у них нет. У меня есть друзья, которые живут в Афганистане, этнические афганцы. Они были детьми, когда я служил, сегодня это взрослые мужчины, дети которых играют в боеприпасы. Как они играли, так и их дети играют. Ничего не поменялось.

- Что не так с этой страной?

- Менталитет людей, которые никогда не видели мира. Это многонациональная страна, родоплеменные отношения для них все. Они не ощущают себя единым народом. Единым народом себя ощущают пуштуны — именно они составляют костяк Талибана. И у них сегодня получается захватить власть. Ни Советский Союз, ни американцы сделать ничего не смогли. На самом деле, если бы там никого не было, это тоже ничего бы не изменило. Мне кажется, афганская армия, правительство Афганистана сильно удивили американцев, которые вооружили их до зубов: хаммеры, пулеметы, бронетехника. А они не готовы воевать, помогать сами себе, своим семьям. Мы в 80-ых готовы были погибать на чужой земле, за чужие интересы, плохо понимая, за что воюем. 

- Вы упоминали, что единственная провинция, которая сегодня не захвачена талибами (запрещены в РФ), это Панджшер, где когда-то воевали вы сами. Что это за место?

- Да, это провинция Парван. Ущелье Панджшер (в переводе «ущелье пяти львов») делит страну на север и юг. Поэтому без контроля над ним нельзя говорить о контроле всего Афганистана. Все годы войны советские командиры считали именно Панджшер одной из самых горячих точек. Я провел там 20 месяцев своей службы. Мы воевали с Ахмад Шах Масудом. А сегодня его сын по сути объявил талибам (запрещены в РФ) войну и удерживает Панджшер. 

После нашего ухода, талибы (запрещены в РФ) его тоже не смогли захватить в первый раз. Тем не менее Ахмад Шах Масуд был убит, талибы отправили к нему двух смертников под видом журналистов, которые его смертельно ранили. Сегодня в Панджшере собираются все силы, готовые противостоять талибам (запрещены в РФ). Это, видимо, и кровная месть, и нежелание подчиниться. Что у них получится, не знаю. Панджшер — это более 130 километров сплошных ущелий, где с одной стороны течет река Панджшер, и со всех сторон отвесные скалы. Передвигаться там крайне трудно, места для маневра очень мало. 

Наши войска брали Панджшер не один раз, потом уходили, возвращались и закрепились там только к середине 80-х, а душманы продолжали там жить, ведя, по сути, партизанскую войну. И вот теперь история пошла по кругу. И это не конец, это новый виток, продолжение внутренней гражданской войны.

- Талибы (запрещены в РФ) представляют сегодня опасность для нашей страны?

- Они представляют реальную опасность для Средней Азии и всего исламского мира. Они трактуют Коран буквально, как там написано. Все, что там не написано, под запретом. Они до сих пор мыслями находятся в средних веках и тащат туда всю страну. У Афганистана был шанс в 70-х годах, сегодня они могли бы жить как страны Средней Азии, Иран и т.д. Но течения, которые мы сегодня называем радикальным исламом, запрещенные в России, считают, что мир кишит врагами и неверными, теми, кто не уважает законы, прописанные в Коране. И больше они не готовы ничего воспринимать.

Наркоторговля там процветает последние два десятилетия и будет процветать дальше. Хоть они и утверждают, что торговлю наркотиками запретят, это единственная составляющая экономики Афганистана. У них больше ничего нет, поэтому они как до этого жили за счет наркотиков, так и дальше будут. И это большая угроза и для нас, и для наших ближайших соседей: Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана, Киргизии. И заходить туда они будут не с оружием, а с идеологией.

- Во время вашей службы наших солдат подсаживали на наркотики?

- Было. Но тогда там не было тяжелых наркотиков: героина, кокаина, были легкие курительные. Местные их за наркотики не считали и сами употребляли. Сейчас же у них в диких промышленных масштабах производятся тяжелые наркотики. Это проблема для всего мира.

«Была установка — вернуться домой живыми»

- А если вспомнить Советское присутствие? Что вы тогда думали, для чего туда идете, за что воюете?

- Когда попадаешь в такие условия, для мыслительного маневра и времени, и сил остается очень мало. Замполиты работали хорошо. Мы искренне считали , что наша великая страна обязана помочь соседу, что мы защищаем южные рубежи своей родины. Это повторялось бесконечно. Во многом это было правдой: когда мы оттуда ушли, к нам просто хлынул наркотрафик. У нас была установка — вернуться домой живыми. 

Конечно, мы понимали гораздо больше, чем те, кто воевал вначале. Но выбора у нас не было. Мы не завоёвывали Афганистан. Не было такой задачи. Все, что мы там брали, это вода и воздух, остальное привозили с собой, еще и им оставляли. Это главное. Возможно надо было применять экономические, политические рычаги. Но это с высоты прошедших лет легко говорить. История сослагательных наклонений не терпит. 

Весь калейдоскоп ситуации, которая была тогда, говорит о том, что американцы либо специально запускали «утку», либо реально собирались поставить в Афганистане ракеты средней дальности. И если бы они тогда это сделали, Советскому союзу угрожала бы реальная опасность, до Урала бы ракеты долетали. Их последующее двадцатилетнее пребывание в Афганистане говорит о том, что они не для объявленной борьбы с терроризмом там были. Они удерживали плацдарм, сохраняли геополитическое присутствие в регионе не потому, что им очень нужен Афганистан, а потому что все-таки НАТО движется на Восток, это факт. Они и тогда воевали с нами, снабжая наших противников оружием, помогая наемниками, инструкторами.

- Когда вы поняли, что едете в Афганистан?

- Из Красноярска нас призывалось вместе в одной команде 20-А, всего 13 человек. И вот мы в учебке, с одной стороны плаца готовили отряд в Германию, куда мы должны были изначально поехать. А через 100 метров, напротив — в Афганистан. Разговоры об Афганистане шли бесконечно, но все было не очень конкретно. Однажды ночью нас подняли и перевели в казармы напротив. Видимо, был недобор. И так изменили нашу судьбу. 

Почему нас? Наверняка смотрели личные дела: спортсмены, сибиряки. Куда едем, сказали не сразу. Спрашивали: «А если в Афганистан, готовы к выполнению боевых задач»? Мы отвечали: «Так точно». О том, что летим в Афганистан, узнали уже в самолете. Но мы не были против. Многие пытались соврать родным, мол, где-то в Монголии — но нам посоветовали написать правду о том, где служим.

- Почему не против? Сколько лет вам тогда было?

- 18, это возраст, когда верится, что именно с тобой ничего не случится, что все будет классно. Романтика, надо испытать себя, многие же отслужили и вернулись. Мы, подростками, очень уважали первых ветеранов афганцев.

- Кто-то в цинковых гробах.

- В Овсянке, откуда я родом, на тот момент были уже те, кто там отслужил. У одного пуля прошла насквозь под сердцем. Но их рассказам не совсем верилось. Да не может быть на самом деле, что так все плохо, что настоящая война, казалось, они загибают, привирают. По телевизору-то рассказывали, что мы там сажаем деревья, муку раздаем, буквари развозим.

- Что оказалось по итогу?

- Ни одного дерева не посадили, ни одного мешка муки не раздали. Быстро пришлось взрослеть и понимать, что это все не шутки. Поначалу было страшно, а потом просто начинаешь жить в этом, привыкаешь.

- Как восприняли это родители?

- Под конец моей службы в Дивногорск привезли погибшего, Андрея Мендело, наши родители были знакомы. Но они мне об этом не написали. Он погиб 1 апреля, а я пришел только в июне. Думаю, для них это были самые тяжелые месяцы ожидания. Сколько здоровья потеряли наши родные, одному богу известно. Вообще, больше всего мы переживали не за себя, а за близких.

- Это отразилось на вас, на дальнейшей жизни?

- Очень сильно, по сути перепахало и определило вектор на всю оставшуюся жизнь. Вернувшись, мы с ребятами начали помогать семье Андрея. Сейчас наши задачи намного шире. Думаю, теперь это навсегда со мной, это нельзя как-то оставить, забыть, это стало смыслом жизни. В мирной жизни нашли себя далеко не все. Многие потерялись, и мы им сегодня тоже стараемся помогать.

- Как тогда относились местные жители к нашим солдатам?

- Приходишь в кишлак как гость, они обязаны накормить, принять как гостя. Но когда уходишь, спокойно могут выстрелить в спину или взять в плен. Такие истории в начале были постоянно. В наше время мы уже понимали правила поведения и подобного не допускали. Это были люди, у которых накопилось очень много обид, там не было семьи, в которой бы кто-либо не пострадал от войны. Они могли днем пахать землю, а вечером пойти и мину поставить.

- Как относилось Минобороны СССР к солдатам, достаточно ли снабжалась армия?

- В начале, говорят, все было очень плохо. Предполагали же, что это ненадолго. Но все затянулось. Я попал в Афганистан уже на седьмой год войны. Продовольствия тогда хватало, это уже был пункт постоянной дислокации Руха, хлеб сами пекли, очищали воду. Но нормальных продуктов не было практически никогда. Картошки, капусты, овощей, фруктов, зелени — ничего. Единственной сладостью была назаровская сгущенка, из мяса — абаканская тушенка.

- А раненых вовремя вывозили?

- Старались всегда. Иногда вывозили по ночам вертолетами. Убитых тоже никогда не оставляли, искали максимально. До сих пор ищут и находят. Это большая работа и, к сожалению, она не закончена. По официальным данным, 333 человека пропали без вести. Кого-то вовремя не вывезли, теперь они там уже большую часть жизни прожили, у них семьи, дети.

«Мы зашли в тупик»

- Вы помните сам вывод советских войск из Афганистана, как это происходило?

- Мы зашли в тупик в этой войне, выводить войска однозначно нужно было, постепенно мы стали выполнять все задачи, которые должна была выполнять афганская армия. Было непонятно, для чего мы там находились. Мы постепенно стали воевать со всей страной, с жителями, за исключением тех, кто вроде бы на нашей стороне. Но это тоже было очень условно. Поэтому решение о выводе было однозначно правильное. Политика национального примирения была объявлена 15 мая 1988 года. В этот день нас почему-то особенно сильно обстреливали.

Американцы вот просто сбежали ночью. Нам же нужно было не просто выйти самим, нужно было оставить законному афганскому правительству территории так, чтобы они их не потеряли. К выводу готовились примерно месяц. Вывозили из ущелья боеприпасы, оружие. Накануне выхода с рассветом вертолеты сняли с постов наших солдат и офицеров, и мы моментально начали стирать сами посты с лица земли. Они находились на вершинах гор. Это господствующие высоты, и туда не должны были добраться душманы. Не успели вывезти около 12 000 фугасных снарядов. Оставлять их было нельзя, пришлось взорвать через несколько часов после того, как мы покинули Руху. Часов в пять утра уже вышел весь оставшийся полк. Двигались в сторону выхода из ущелья и за день прошли всего 30 километров. Нас постоянно обстреливали. Правда, довольно лениво, если можно так сказать. 

Ахмад Шах Масуд был предупрежден, если нас там запрут, то мы начнем войсковую операцию: самолеты, вертолеты, истребители, бомбардировщики. Нам было чем их пугать. Поэтому только кровники выходили пострелять, ну и поставить мины . Но, мины там ставили всегда. Минная война в Панджшере, это самая основная война, которая держала нас в огромном напряжении.

Таким же образом выходила вся армия, полки постепенно стекались вместе, ночевали в технике, бытовые условия были спартанские.

- А потом как, на самолетах, вертолетах?

- Нет, до Баграма мы, уже будучи дембелями, шли на броне, с оружием. Там все сдали и самолетами в Кабул, оттуда в Ташкент. Вообще вывод растянулся на 9 месяцев и закончился 15 февраля 1989 года. И мы все были этому очень рады. Когда начался Афганистан, я учился в начальных классах. Если бы мы оттуда не вышли, возможно его бы и моим детям, и внукам хватило.

- Потери были во время вывода?

- Были, у нас в полку три человека погибли. Последним, 13 февраля, погиб рядовой Игорь Ляхович из 345 полка парашютно-десантного полка. А первым в этой войне погиб наш, красноярец, Николай Бизюков, в марте 1979 году, еще до официального ввода войск. Всего по официальным данным в Афганистане мы потеряли 15 051 человек. Но это прямые потери, а сколько умерло потом – посчитать невозможно. 

Кроме человеческих потерь, на эту войну были потрачены колоссальные деньги. Я читал, что примерно 1 миллион долларов в день тратил Советский Союз на войну в Афганистане. Если умножить это на почти 10 лет, получается огромная сумма. Думаю, именно Афганистан стал причиной распада СССР.

- Вы не были там с тех пор, как вернулись?

- Я пытался, не получилось. У меня в гостях были офицеры, которые туда ездили, в том числе устраивали там футбольный матч с бывшими врагами. И сегодня они, наши бывшие противники, говорят, что мы молодцы, классно воевали. Будто это не война была, а какой-то спортивный матч без тяжелых последствий. Вот так они размышляют: «Вы были воинами, мы вас за это уважаем, вы молодцы».

- То есть вы теперь к ним нормально относитесь?

- Мы не относились к ним с ненавистью. Это у них были все основания нас ненавидеть, потому что они нас не звали, мы пришли на чужую землю. И я их отчасти понимаю. С ними нужно жить в мире. Я на самом деле рад, что американцы повторили наш путь, только в гораздо более худшем для себя варианте с точки зрения потери политической и военной репутации. Их присутствие изменило отношение афганцев к нам. Они оттуда просто сбежали. А то, что сейчас происходит, показывает, что никаких талибов (запрещены в РФ) они там не побеждали. С кем они воевали эти 20 лет, раз талибы (запрещены в РФ) так быстро захватили почти всю страну? Непонятно.

«Нас сделали крайними»

- Правительство Афганистана более 20 раз просило Советский Союз помочь и ввести свои войска, а мы отказывались. Почему все-таки войска были введены?

- Точнее 28 раз, и да, члены политбюро не давали согласия, на 29 раз согласились. Думали, что получится по-быстрому, что только от вида наших солдат душманы сдадутся. Но одного не учли — это чужая страна. Когда кто-то извне приходит и решает, что вам делать, даже с ненавистным руководителем страны населению это не понравится. Также нельзя было упускать такой компонент как вера. Им сказали, мол все ваши старейшины, ислам – ерунда, мы вас вытащим из феодального строя. 

Но для них это оказалось чересчур революционным, они просто этого не хотели. Навязать народу то, что не впитано с молоком матери невозможно. Это однозначно была серьезнейшая ошибка. Вообще история взаимоотношений Афганистана и нашей страны — это история очень серьезных просчетов и ошибок. Но такова она.

- Мы на этих ошибках учимся?

- Учитывая, что мы сейчас туда не спешим, думаю, что да. И я очень надеюсь, что наша страна туда больше не пойдет, ни с ограниченным контингентом, ни как-то еще. Их нужно оставить в покое, они должны сами решать свои вопросы.

- Ошибкой эту войну назвал еще Горбачев, переосмысление произошло уже тогда?

- Да, назвал. И я считаю, это стало прологом больших проблем ветеранов, потому что обесценило весь наш труд, по сути сделав нас если не дурачками, то как будто виноватыми. В чем? Что не сбежали? Он очень серьезно изменил отношение государства к нам. А государство использовало это против нас. Тогда Горбачев этого не осмелился сделать, а сейчас, после последней пенсионной реформы, вот что произошло. Всем реформа добавила 5 лет к трудовому стажу, а, например, мне — 10 лет. 5 лет как всем, плюс 5 – за службу в Афганистане. Еще в 1983 году было принято решение считать время, которое мы там прослужили, в трудовой стаж, входят из расчета год за три. Я прослужил 20 месяцев, значит, у меня уже было дополнительно 5 лет стажа. А по прошествии 30 с лишним лет нас этой льготы лишили. Лишили всех солдат, оставили только у офицеров, будто мы были на разных войнах, в разных окопах.

Мне кажется, такое отношение началось именно с той оценки Горбачева, что война была ошибочна. Но солдат-то войны не выбирает. Это была ошибка политическая — возможно не ошибка даже, а преступление. Но мы, согласно присяге, выполняли приказ. И сегодня, выходя к детям, подросткам, что мне сказать: «Ребята, идите служить Родине, она о вас потом не забудет»? Или: «Не служите, вас потом кинут и обманут как нас»? Вроде бы не патриотично так говорить, но по факту это так. Нас сделали крайними.

Фото из архива Ивана Воробьева.