Posted 16 марта 2021,, 10:40
Published 16 марта 2021,, 10:40
Modified 29 мая 2023,, 10:26
Updated 29 мая 2023,, 10:26
«Проспект Мира» вместе с телеканалом «Прима» и известным красноярским фотографом Сергеем Филининым продолжает экологический рейд по городам Сибири. Что роднит их с Красноярском? В чем отличия между нашими городами?
С чего начинается Кемерово? С огромного факела с горящим газом в прямой видимости на въезде. Как нам объяснят позже, факел принадлежит коксовому заводу: побочный метан не пытаются куда-то направить, а просто сжигают.
В столице Кузбасса живет немногим больше полумиллиона человек. Естественно, в центре региона, который давно именуют названием угольного бассейна, уголь — практически неизменная и незаменимая часть инфраструктуры, промышленности и даже культуры.
На въезде сразу после знака с названием города нас встречает запах автомобильных выхлопов, угольной золы и еще чего-то, нестерпимо режущего носоглотку.
Впрочем, в городе воздух оказался приемлемым, а с утра подул очищающий ветер. Под относительно чистым небом мы и встретились с журналисткой Ниной Обелюнас. Сейчас она работает на «ФедералПресс» и часто пишет о проблемах Кемерова, в том числе и о воздухе.
Она обрисовала нам экологическую ситуацию на своем примере: живет в низине, и когда на город опускается режим НМУ, взвешенные частицы в воздухе буквально видно.
Этой зимой, говорит Нина, она плохо различала за смогом дом напротив — примерно в 30 метрах от ее окна. Впрочем, продолжает журналистка, ситуация со смогом — исключительно зимняя история. Летом воздух в Кемерове несравнимо чище. Да и зимой сложно становится только при слабом ветре и в полный штиль.
«Нужно понимать, что Кузбасс развивался как угольный регион, он плотно сидит на „угольной игле“, и газификация всех территорий Кузбасса — 1,7%. В Кузбассе основным топливом для котельных, для частных домов является уголь, при этом уголь не премиальный, а энергетический».
Экологических активистов в том смысле, как в Красноярске, в Кемерове практически нет. Как нет в городе и развернутой системы мониторинга чистоты воздуха — глобальная сеть AirVisual показывает единственную точку замеров. У Гидрометцентра есть восемь постов контроля выбросов по бензапирену, взвешенным частицам, аммиаку и другим веществам. Согласно открытым данным, каждый год превышения ПДК в городе растут.
Жители частного сектора отапливаются углем или (очень редко) дровами. Министр экологии области Сергей Высоцкий говорит, что около 14% выбросов в Кемерове приходятся на частный сектор, чуть больше — на транспорт, около 25% — на энергетику (в городе три тепловых станции), остальное — на промышленные предприятия. Кроме этого, через город проходит федеральная трасса с потоком в 19 тысяч машин в сутки, а объезд утвердили только сейчас.
Министр говорит, что выбросы можно сокращать изменением марки используемого угля, частные дома подключать к центральному отоплению, но все это пока рассматривается и прорабатывается.
«Кузбасс всю жизнь сидит на угле и, естественно, у нас преимущественно все топятся углем, а это выбросы. По марке угля — мы с учеными и общественностью уже прикинули, что если менять, например, уголь марки „Д“ (длиннопламенный) на „Т“ (тощий), то выбросы того же бензапирена падают в десятки раз. Конечно, тут нужно смотреть и логистику, и стоимость угля разная — „Т“ примерно в два раза дороже, но это тоже выход».
Министр не отрицает, что городу нужна газификация — и регион вошел в план по газификации России на 2021–2025 годы, соответствующее соглашение с «Газпромом» у Кузбасса уже подписано. На газ собираются переводить и ТЭЦ.
Местный экоактивист и автор петиции за чистое небо Андрей Герман говорит, что власть проблему воздуха в городе признает, но, по его мнению, оценивает неверно.
«Мы постоянно говорим о том, что городу нужен общественный независимый мониторинг состояния атмосферного воздуха. На основе этого мониторинга можно уже делать выводы: где образуются загрязнения, как они образуются, какие главные загрязнители. Мы точно можем сказать, что пять-восемь таких станций, автоматически следящих за состоянием воздуха, обеспечат достоверный анализ и состояния, и причин», — заключает Герман.
Такие станции сейчас стоят около 2 миллионов рублей каждая. Герман отмечает, ситуация осложняется тем, что нормативы ПДК в целом по стране постоянно изменяют. Например, в 2014 году показатель предельно допустимой концентрации формальдегида в воздухе был превышен в 1,4 раза.
Мы проверили, как живут в трех разных точках городского частного сектора. Микрорайон Кедровка включен в городскую черту, но находится довольно далеко. Несмотря на то, что построен он буквально на угольном разрезе, воздух там чистый — район полностью газифицирован. Датчик на улице показывал около 5–8 единиц загрязнения (против городских 70–100).
Жительница Кедровки Наталья Заруба стоит у себя во дворе, усыпанном белым, без угольной прослойки, снегом. «У кого есть деньги, стараются уехать жить за город, потому что в городе жить невозможно», — уверяет Заруба. Хотя жилье здесь, конечно, дороже, чем в самом городе, говорит она. Но за отопление газом дома в 270 квадратов Наталья платит максимум 6 тысяч в месяц — это в самые морозы.
Для сравнения: Алексей, житель частного сектора в самом Кемерове, на обогрев своего дома в 60 квадратов закупает угля на зиму на 8 тысяч рублей. «Я бы с удовольствием перешел на газ, если бы он был подведен, — говорит он. — Это удобно, к тому же нет пыли и гари».
Что такое жизнь в гари, лучше других знают жители деревянных бараков на улице Авроры. Они топятся углем, из-за плотной застройки дым плохо рассеивается, и зимой тут всегда трудно дышать. Даже в теплый ветреный день, когда режима НМУ нет и в помине, датчик AirVisual показывает 140 единиц загрязнения. Местные говорят, что бараки вроде как должны расселить, но пока это только обещания.
Член ОНФ Андрей Егоров считает, что зависимость от угля у региона большая, но и шаги к гибридной энергетике делать нужно.
«Экономические риски сегодня очень высокие в угольной отрасли. Мы зависим от цен на мировом уровне и от каких-то альтернативных энергоносителей на внутреннем рынке, — рассказывает Егоров. — Но то, что угольная отрасль нас полностью содержит, это миф. По заявлению нашего правительства 1% в валовом доходе страны от налога на добычу подземных ископаемых дает уголь, может даже чуть меньше. Сколько из них возвращаются в Кузбасс — тайна великая, я не знаю».
Кажется, в Кемерове нет единого мнения о том, что все же делать с местным «черным небом». У активистов нет ресурсов на организацию экомониторинга, у жителей и производств нет особого желания и возможности переходить на более безопасную энергетику, а уголь как добывали, так и не перестанут добывать.
Уехали мы из Кемерова с головной болью. С начала 2021 года режим неблагоприятных метеоусловий здесь вводили уже десять раз, на общие 28 дней.