Posted 14 марта 2016,, 05:49

Published 14 марта 2016,, 05:49

Modified 29 мая 2023,, 09:25

Updated 29 мая 2023,, 09:25

«Не стыжусь, что гей»: Вика Панасоник о сроке в колонии и жизни по чужим документам

14 марта 2016, 05:49

Открытый гомосексуалист и трансвестит, взятый под стражу за торговлю наркотиками сразу после прямого эфира на телевидении — видео с задержанием красноярца Максима Ошуркина, больше известного как Вика Панасоник, в ноябре позапрошлого года облетело многие СМИ. Выйдя на волю, 24-летний шоумен рассказал «Проспекту Мира» историю своей жизни, после которой тот эпизод не выглядит чем-то из ряда вон.

Важное замечание: если вам нет 18 лет или вас привело в смятение уже вступление, то настоятельно рекомендуем почитать что-нибудь более подходящее. Например, список из девяти самых известных котов Красноярска.

О заключении

Освободился я в январе, проведя в заключении в общей сложности год и два месяца. Меньшую часть в СИЗО, большую — в 31-й исправительной колонии в Красноярске. Почему такой небольшой срок? Потому что журналисты всё переврали: что изготавливал наркотики, что хранил, что скрывался от федерального розыска.

Просто однажды мне случайным образом попал кусочек гашиша. И один хороший знакомый, которому я доверял, предложил у меня его купить. Это оказалась «контрольная закупка», подстава. Притом еще задолго до того ходили слухи, что меня хотят подставить с наркотиками, но я не придал им значения, потому что в принципе никогда не употреблял и ничем подобным не занимался. Вот и поплатился.

От правосудия я тоже не скрывался и уж тем более не прятался под видом Вики Панасоник — это не более, чем сценический образ. Дело возбудили, я делал всё, что говорил следователь, просто однажды она меня перестала вызывать. Я даже смс ей писал, мол, что делать-то? И вот спустя два года тишины меня вдруг арестовывают.

Сложно сказать, как так получилось. Не перестаю подозревать свою бывшую начальницу, хозяйку ночного клуба. Она обозлилась на меня, когда я решил работать на себя, да еще и увел с собой танцовщицу и диджея, вместе с которыми организовал Night Out — это общее название тематических вечеринок в коттеджах. Как раз тогда она проходила судебную практику — но доказательств нет, утверждать ничего не могу.

Будущие сокамерники видели мое задержание по телевизору, так что слухи о том, что к ним заедет та самая Вика Панасоник, шли впереди меня. Все всё знали и о моей ориентации, и о моем творческом амплуа.

Что тут сказать — мне очень повезло, что я попал на «красную» зону, где позиция администрации выше воровского закона. Очень хорошо поработали адвокаты, сотрудники ГУФСИН: предупредили контингент, чтобы меня не трогали. И меня действительно не трогали: сначала со мной вообще никто не разговаривал, я был изгоем. Потом нормально стало, даже дружеские отношение с некоторыми из спецконтингента завязались.

Единственный минус — мне не разрешали работать, для моей же безопасности запретили выходить на промзону: там нет такого пристального надзора охранников. А работать хотелось безумно — скучно же.

Но я развлекался, как мог. В другом отряде сидел тот самый «Рыжий Тарзан» Дацик. И вот я звонил, просил его к телефону (в каждом отряде есть свой, стационарный), игривым голосом предлагал ему секс по телефону или еще что-то в этом духе. Ну, прикалывался, и весь отряд покатывался со смеху. Это у нас было чуть ли не ежедневное развлечение, пока однажды не пересекся с ним на плацу, где он мне в особо грубой форме сказал, что еще раз — и инвалидность обеспечит. Я-то думал, ему это тоже по приколу, но после таких угроз шалости, конечно, прекратил.

А вообще не надо делать из зэков каких-то зверей. Я, например, в местном клубе лекции читал о толерантности и гомосексуализме. Многие, конечно, поржать приходили, но другие вполне адекватно слушали, вопросы интересные задавали.

Но вот режим на зоне очень жесткий, и я, как маленький худенький мальчик, еле его выносил. Местную еду невозможно есть, я жил буквально от передачки до передачки. И медпомощи нормальной не дождешься. В итоге я похудел на 14 килограмм, у меня развилась двусторонняя пневмония, лечусь теперь здесь, на воле.

О семье

Как бы это странно ни звучало, но родился я тоже в колонии — в женской, в Мариинске, где отбывала наказание моя мать. За что её посадили — никогда не спрашивал, знаю только, что сидела она неоднократно. Воспоминаний оттуда почти нет: помню только, что меня постоянно у мамы забирали.

Её освободили, когда мне было два года. Мы приехали домой в Красноярск, у меня оказалось восемь братьев и сестер (сводных — я был единственным из них, кто родился от другого отца, о котором ничего не знаю). Там было совсем не лакшери: дети ходили голодные и холодные, отец не справлялся, бухал.

Мать обратилась в социальную опеку за помощью, но они, увидев условия жизни, просто лишили родителей родительских прав. И тогда меня перепутали с родным братом — его забрали с моим свидетельством о рождении. Я до сих пор живу по чужим документам, как Геннадий, а мой брат Гена — по документам Максим. Он был на два года меня старше, но выглядел младше: меня в колонии кормили лучше и чаще, чем их на воле. Дома я провел меньше года.

Восстановить через суд документы оказалось не так просто — у меня и паспорт, и все дипломы на имя Геннадия Ошуркина. Да и свидетельств родственников недостаточно — нужны показания органов соцопеки, а разве они распишутся в своей халатности?

Нас раскидали по детским домам. Судьба у всех по-разному сложилась. Один брат в итоге умер в тюрьме, о другом я ничего не знаю — он попал в какую-то секту. Мой брат Гена, который Максим, работает сварщиком. Нелю с Вероникой отправили в детдом в Московской области, там они и осели. Ольга, Юля и Настя живут в Красноярске в родительской квартире. У всех сестер уже есть свои семьи.

В 5 лет — всё из за той же путаницы в документах — меня отправили в школу. Разумеется, я не смог справиться с общеобразовательной программой, поэтому меня отдали в коррекционный интернат. Это клеймо, от которого потом пришлось избавляться в вечерней школе, которую я успешно закончил.

Сложно объяснить, но я скорее позитивно отношусь к детскому дому. Да, там всякое бывало: воспитатели избивали, забирали себе лучшие вещи и игрушки, были непонимания со сверстниками. Но я выжил, я себя зарекомендовал. В 8-9 классе был авторитетом, подавал пример младшим, участвовал в творческих конкурсах, был любимчиком преподавателей и учителей. Хотя и хулиганил, конечно — на каникулах часто сбегал домой к родителям, но никогда не в ущерб учебе.

С родителями, кстати, отношения складывались напряженные — и из-за лишения родительских прав, и из-за того, что они другой судьбы для меня хотели. Ну и условия жизни нужно понимать. Вот я выпустился из детдома, вернулся домой — а там в четырехкомнатной квартире десять человек. Туалет один, кухня маленькая, конфликты постоянные. Долго я там не задержался — дальше были общаги ПТУ, съемные квартиры, углы, гостинки. Так и живу.

Отец умер три года назад от туберкулеза, мать — от остановки сердца, пока я был в тюрьме. Даже не попрощался с ней.

Еще когда был в СИЗО, мне сообщили, что меня через суд выписали из родительской квартиры. Странная история: будь я на воле, конечно, ринулся бы выяснять отношения, завязался бы конфликт. А так у меня было время подумать и успокоиться. Обид никаких не держу, по-прежнему стараюсь поддерживать отношения со всей семьей — от нее и так мало что осталось.


О Вике Панасоник

Лет в 11, когда началось половое созревание, я понял, что отличаюсь от других парней. Мне не хотелось дергать девчонок за косички, не хотелось играть в футбол, а хотелось в куклы. Но всё это я старался подавить, скрыть сам от себя. Девчонки на меня вешались, я даже пытался с одной типа встречаться, но дальше прогулок под ручку дело не зашло. Только после выхода из детского дома, когда у меня появился интернет, когда вокруг были средства массовой информации, я осознал, что не один такой и с этим можно жить.

Я, наверное, нетипичный гей, у меня нет страшных историй и жизненных драм. Братья и сестры знают про мою ориентацию, если и не одобряют, то относятся с пониманием. Бывали у нас с бойфрендом в гостях.

Не было проблем на учебе, хотя я закончил почти три ПТУ. В первом учился на парикмахера: в группе были одни девчонки, прекрасно с ними уживались. Закончив его, поступил в другое на мастера отделочных работ. Я был парнем модным, все ко мне тянулись, все хотели общаться. Был любимцем девчонок — постоянные селфи, приколы, вот это всё. Афрокосички им заплетал — дипломированный парикмахер всё-таки. Пацаны разве что смотрели косо, но в лицо никто ничего оскорбительного мне не говорил и уж тем более не распускал руки — видимо, чтобы в глазах девчонок не упасть.

Правда, с третьего ПУ, где я на бармена-официанта-бариста учился, меня всё-таки отчислили. Тогда я уже выступал как Вика Панасоник и однажды, опаздывая на ленты, пришел в образе. Дирекция этого не поняла.

Травести-образ и псевдоним я придумал в 2010 году: попал на одно такое шоу и понял, чем хочу заниматься. У меня сначала ничего не было: реквизит и наряды брал у подруг, вместо парика накручивал шарики, чтобы более фриково смотрелось, трешово. Псевдоним родился сам собой. Виктория — это победа, Панасоник — известный бренд, а как раз известности я и жаждал.

Мы с Камиллой Полароид (сейчас он не выступает, это оказалось совсем не его) ходили в гей-клубы, вели себя эпатажно, потом меня пригласили выступать.

Начинал в «Императрице», потом в «Хантер», затем Picasso. Корпоративы, частные вечеринки. Зарплата была небольшая — в 2010-м году 500 рублей за ночь. Но как сирота я получал хорошее пособие, 22 тысячи, так что на жизнь хватало.

Что у гей-клубов постоянно гопники отираются в ожидании жертв — это миф, конечно. По крайней мере, на моей памяти такого не было. Вот когда мы ходили в образах в торговые центры эпатировать публику, тогда случалось всякое: и от охранников доставалось, и через подземную парковку убегали, и по снегу на каблуках.

Планирую вернуться в шоу-бизнес, у меня уже шьются новые наряды. А что? Имя есть, возможности есть, харизму не утратил, даже, напротив, приобрел. Кому-то кажется, что травести — это жуткая пошлость, но для меня это большое искусство. И закона о пропаганде гомосексуализма я не боюсь — какая же это пропаганда? Многие великие актеры появлялись в образе травести, и ничего.

Да, после принятия этого закона жить стало сложнее. Многие геи затаились, стали скрываться. Тот же Picasso перестал позиционировать себя как гей-клуб. Отношение у людей изменилось от безразличного или насмешливого до резко-отрицательного. В интернете это особенно заметно: общественность взбудоражили, жесткий настрой пошел от людей. Теперь уже просто молодого человека в зауженных джинсах могут к гею приравнять. В общем, ходим теперь тихо, чтобы нас не заметили. Хотя я, в общем-то, никогда не ходил и не орал, что я гей. Хотя я этим и горжусь. Наверное. Ну уж точно не стыжусь.

Единственный случай, когда докопались на пустом месте, был на набережной в 2013 году — тот самый, который потом еще на ютубе всплыл. Сидели с другом и девчонками, никого не трогали, пили пиво, жрали чипсы, а каким-то парням не понравился наш внешний вид. Слово за слово — ну я им и врезал. А что, я ж детдомовский, такое уж воспитание.

Все фото предоставлены Максимом.