Posted 30 декабря 2015,, 10:15

Published 30 декабря 2015,, 10:15

Modified 29 мая 2023,, 09:25

Updated 29 мая 2023,, 09:25

Путешествия по Красноярску: Анна Глушкова

30 декабря 2015, 10:15

«Проспект Мира», совместно с благотворительным Фондом Михаила Прохорова, представляет лучшие тексты о Красноярске, написанные в рамках IX Красноярской ярмарки книжной культуры, темой которой была «Карта Родины». Молодые красноярцы попробовали посмотреть на свой город глазами иностранца. Что из этого получилось — читайте в нашем спецпроекте.

Глушкова Анна о себе: «27 лет, журналист и мама двоих маленьких детей. Трэвелог стал для меня прорубленным окном в мир настоящего, по-хорошему честного письма. Точнее топором, который нужно было взять в руки, чтобы такое окошко прорубить. Этот эффект не отпускает меня до сих пор»

«В Красноярске всё прекрасно. Кроме того, что сделал человек». Этот ответ какой-то заезжей знаменитости на всегдашний вопрос «Как вам город?» эхом отдает каждый раз, когда смотришь на унылые многоэтажки в мутной синеве октябрьского утра.

«Гремячий лог». Эту громадину на полторы тысячи квартир, которая торчит, как огромный синий айсберг в зеленом море сибирских сосен самого дорогого красноярского района — Академгородка, горожане в сердцах прозвали «человейником».

Он гремит во всю сотнями детских голосов, собачьим лаем, стуком шагов над твоей головой, покашливанием за стенкой. Он не умолкает никогда. Но перейдешь оживленную дорогу — и ты в лесу. Прямо на тропинку, засыпанную хвоёй, к тебе выбежит белка. Она грызет орешки с твоей ладони. Ей вообще-то и конфетничать с тобой некогда, замешкаешься — она прыгнет, заберется по твоей штанине, по спине, прямо к руке. Что же ты так долго возишься? Ей всё равно до снежных заторов на дороге и утренних пробок, курса доллара и уровня воды в Мировом океане, да и ты для неё просто кормушка с ножками. Но в этом такая искренность, что залюбуешься поневоле.

— Господи, только в рот руки не тяни. Это же грызуны, рыжие крысы, — заботливая мамочка машет рукой, отгоняет от малыша приставучую белку. — Иди вон там лучше.

А в Солнечном — окраине окраин — всё время в гору. Поднимешься по дороге к оживленному рынку — и перед тобой горы, темно-синие от замерзающих сосен. Чтобы добраться отсюда до них — потратишь часа полтора, а то и два по пробкам. Но они тут, перед твоими глазами. Это такой разговор с городом, взгляд глаза в глаза, когда всему лишнему — бетонными плитами (элитных и не очень) многоэтажек, кое-как залатанным асфальтовым кольцом, миллионом других, таких же, как ты, — можно пренебречь. Вдыхаешь утренний туман и, кажется, чувствуешь этот запах хвои под ногами, влажный, густой, молочный воздух утра на Столбах. Это одиночество и покой, это ощущение тайги держит тебя неотступно. Хватает за сердце.

Но это обман. Здесь леса не сосен, а новостроек, жмутся друг к другу промерзаюшими боками. И стоит совсем другой утренний запах — уже не разберешь, туман или чад. Приезжие говорят, что задыхаться начинают уже в аэропорту. Я привыкла, я не чувствую. Только пугаюсь, когда утренний туман стоит до полудня — плотный, как вата, осязаемый, вязкий.

Включаю телевизор, диктор заученным тоном: «В Красноярске до вечера субботы объявлен режим «чёрного неба». В краевом центре метеоусловия, неблагоприятные для рассеивания вредных примесей. Рекомендуется выехать за пределы города либо ограничить пребывание на улице». Это значит закрыть форточки, набить дорожный рюкзак детскими вещами (никогда не убираю его далеко), позвонить маме: «Мам, я ребятишек к тебе отправлю. Приедем сегодня вечером, жди».

А где-то там Енисей. Тёмный, неспешный, устрашающий. Его раненая плоть истекает черной кровью от Саян до Ледовитого океана. Эта рана парит и тяжело пульсирует незаживающей болью. Енисей — медведь, пойманный в капканы мостов. Он терпит свою боль, отчего же тебе не терпеть.

Я иногда ненавижу Красноярск. Так капризный ребенок в истерике бьет мать и кричит: "Ненавижу! Ненавижу!", отталкивает её руками, не понимая, что разожми она объятье — и он упадет.

"