«Сейчас время тотального идиотизма»: Лев Рубинштейн о состоянии умов

«Проспект Мира» поговорил с советско-российским поэтом и публицистом Львом Рубинштейном, который приехал на десятую Красноярскую ярмарку книжной культуры, организованную Фондом Михаила Прохорова.

О разнице советской и российской эпох

Наше время часто сравнивают с брежневским застоем, но на самом деле эпохи не похожи. В нынешней власти всё разбалансировано, непредсказуемо — они («они» я употребляю в кавычках) сами не знают, чего хотят и что делают. Они мне напоминают такого сошедшего с ума циклопа, который хлопает вокруг себя рукой, пытаясь поймать Одиссея. Время от времени ловит, время от времени промахивается.

Поздняя советская власть тоже напоминала циклопа, но спящего. Надо было не подходить к нему близко — он мог иногда перевернуться на другой бок и невзначай придавить.

Но тогда были какие-то механизмы, а сейчас абсолютная разбалансированность — явно нет стратегии. Хаос в головах. Они боятся, и началось это давно — они смертельно испугались майдана. Вся их стратегия — не допустить майдана всеми способами.

В поздние брежневские годы страшно не было. Было как-то муторно, тошнотно, потому что ничего не происходило. А сейчас они в несколько активной фазе, в отличие от брежневского времени. Тогда было ощущение, что они все устали: в КГБ устали, пропаганда устала. Они бубнили. А сейчас если включить телевизор, то там все орут.

Психологам давно известно, что, если человек ощущает хоть малейшую свою правоту, он так не орет. Орут те, кто от кого-то обороняется. Орет человек, которому еще не сказали, что он украл, а он начинает первым: «Вы, наверное, сейчас скажете, что это я украл, а это не я. Это вы сами». Это абсолютно знакомая мне интонация — это всё было во дворе моего детства.

О цинизме и идиотизме

Сейчас у власти те, кто в 1970-е годы были студентами, комсомольцами, молодыми гэбистами. Очень циничными — никто из них уже тогда не верил ни в какие марксизмы-коммунизмы. Кроме полных идиотов. Это было время тотального цинизма — ни во что не верили. Все эти мантры воспроизводили только из карьерных соображений.

У «этих» нет даже идеологии. Они говорят «патриотизм», ничего в это слово не вкладывая. Это тоже цинизм, но другая его форма. Марксизм-ленинизм, как к нему ни относись, изначально опирался на какие-то известные европейские философские и общественные течения. Марксизм — это всё же марксизм, он до сих пор существует и многих вдохновляет. Во что он перерос в СССР — это другая история.

Сейчас и этого нет. Они разорвали все связи: «Ничего хорошего в Европе нет и быть не может. У нас есть самобытность». Окей, есть самобытность, но скажи, в чём она? Может, мне тоже понравится.

Если то время — тотальный цинизм, то это — тотальный идиотизм. Причем сознательный, потому что некоторые на самом деле идиоты, а некоторые симулируют. И неизвестно, что хуже.

О языке

Советские пропагандистские интонации, лексика, физиология были от нас максимально удалены — они на каком-то марсианском своем языке говорили. Советский был более уплотненный. Или утоптанный, правильнее сказать. Как сугроб. Он не менялся годами.

Сейчас очень динамичный язык — что называется, глаз да глаз. Главное, что в языке резко появляются новые такие эрогенные зоны, которые людей возбуждают, заставляют спорить, ругаться, драться. Появляются сакральные, если так можно сказать, слова и понятия. Сегодня — это «история», «война», «Украина», «майдан»… Много таких слов, интерпретация которых людей либо объединяет, либо резко разводит в разные стороны.

О страхе перед современностью

Беда нашей общественной жизни, что разные слои населения живут в абсолютно разных эпохах. Девиз нынешней книжной ярмарки — «Современность как диалог с традициями», где ключевое слово — «современность».

Современность сейчас — главная болевая точка. Есть люди, которые смертельно, мучительно и агрессивно боятся современности. Она для них пагубна. Это как голым выйти на сцену. Как поставить ребенка, который еще не научился ходить, и заставить его идти. Мало людей готовы к современности — они ее боятся, придумывают про нее легенды.

Географически современность локализована, конечно, за западными границами. Поэтому и выдумывают, что там какой-то ужас и кошмар, какие-то гей-парады, всё заполонили мусульманские мигранты и человеку некуда ступить. Это всё действительно проблема для Запада, но она решается.

Образ прошлого одновременно тоже искажается. Потому что прошлое — это всегда проекция настоящего. Поэтому главное тема сейчас — это вообще прошлое. В отличие от некоторых времен, кстати, которые я застал — допустим, 1960-е годы. Тогда главной темой обсуждений было будущее.