Преподаватель СФУ Станислав Белецкий прожил в Африке почти два года. Его рассказ так напоминает историю о путешествии на Марс, что захотелось разобраться след в след теории межкультурной коммуникации, что ощущает человек, попавший в другую реальность.
На «научном кафе» СФУ, посвященном Танзании.
Вот ты выходишь из самолета в городе Дар-Эс-Салам, и тебя накрывает волна жара плюс 30. В аэропорту получаешь визу, а прежде — плохо пропечатанный бланк, на котором не сразу опознаешь свои имя-фамилию-род деятельности. Затем берешь такси и поражаешься мальчишкам, которые ходят между стоящих в пробке машин и продают всякую ерунду: расчески, зеркальца, орехи, воду. Там люди покупают импульсивно: увидел — захотелось — купил.
Потом вживаешься в принципиально иное, чем у европейцев, понимание времени. У суахили-тайм, или East African time, разница с европейским отсчетом 6 часов. Но прежде всего — это разница ментальная.
Что это значит? Африканцы ведут отсчет от рассвета солнца, он у них наступает в 6 утра. Час от 6 до 7 для них — первый, с 7 до 8 — второй, с 8 до 9 — третий и так далее. А в 18:00, когда солнце заходит, начинается новый отсчет — только уже темного времени суток.
Мои африканские студенты (я учил их русскому), которые подрабатывают гидами для российских туристов, делились забавными случаями. Одному таксисту на Занзибаре сказали в 5 утра в аэропорту забрать гостей. В 6 звонят из офиса, спрашивают, почему туристы не могут его там найти. Он удивляется: «Как же? В 11 ведь». Оказалось, они имели в виду английское время, а он продолжает спать, так как понял по-африкански. Такая путаница создает, конечно, сюрреалистический эффект.
Сюрреализм еще и в том, что время как будто плавится под жарким африканским солнцем. Никто никуда не спешит — вообще никто и никуда. Поэтому там невозможно опоздать. Первое время для меня это было шоком. Договариваемся встретиться со студентами, например, в час, но они подтягиваются только к двум, а то и к трем. В следующий раз сам приходишь в три часа, и всё равно кто-нибудь придет после тебя.
Автобус может не подойти, таксист — не приехать. В России я бы испытывал стресс в таких ситуациях, но там очень быстро никакого стресса не становится. Договоренность встретиться в какое-то время означает только само намерение встретиться. Но, по сути, это и есть самое главное. Что важнее — прийти именно к часу или что-то обсудить? Важен сам факт общения.
Поезд на Танганьику опаздывает на три часа, все спокойно ждут.
Еще африканцы старательно копируют многие вещи с европейской реальности, но результат своеобразен. Приехал ты, скажем, в гостиницу. Вроде и номер тебя устраивает, и на ресепшене с тобой по-европейски вежливо пообщались, и багаж в комнату принесли. Ты раздеваешься, идешь в душ — а воды нет! То есть сначала тебя вовлекают в игру, которая кажется тебе известной, а потом внутренняя логика этого мира ее переиначивает.
И вот прощальный ужин с друзьями. Руками я уже ем спокойно — так вкуснее какая-нибудь жареная козлятинка. Смотрю — у одного из сотрапезников на плече сидит огромный, то есть действительно огромный тропический таракан. Но я уже не обращаю на это внимания: невозможно не включиться в игру этой реальности с тобой. Это стихия жизни, которая несет тебя, как лавина. Будешь упираться и пробовать как-то по-своему ее структурировать — ничего не получится.
Завтрак по-танзанийски: чай с имбирем, жареный батат, самбоса (родственница нашей самсы) и пресные лепешки чапати.
Бюрократия там тоже своеобразная — они ведь и ее позаимствовали. В первый же день в университете мне выдали пакет документов, сказали подписать — у заведующего кафедры, у декана, где-то еще. Я приехал в свой корпус. Стучусь — закрыто. Походил по улице, познакомился с окрестностями, возвращаюсь — опять закрыто. Еще походил — по-прежнему закрыто. В итоге коллеги заметили, что белый человек бьется в дверь, позвали кого-то, у кого был ключ от кафедры. Он взглянул на документы, что-то подписал. Я радостный такой вышел, поехал в главный корпус — также на измор взял.
На следующий день просыпаюсь, а у меня полностью сгорело лицо. Экваториальное солнце в обеденное время безжалостно. Те документы, которые я так героически подписал, в итоге не пригодились вообще.
Кампус Университета Додомы.
Вхождение в эту фазу возможно, если готов терпеть дискомфорт. Если в Африку приедет человек, ищущий европейского уклада, он ее не сможет прожить.
Рыба-корова, готовая разделить путешествие с пассажирами.
Для меня Африка — мифопоэтическое пространство, в котором воплотились все грезы, представления о том, какой жизнь должна быть.
Во время спуска с Килиманджаро.
Там ты не понимаешь до конца, что происходит вокруг тебя. В своей-то реальности ты знаешь досконально, что из чего следует. Ты видишь, что люди вокруг тебя чем-то опечалены или раздражены. А там ты просто не можешь идентифицировать эмоции людей. Ты не понимаешь, сотрясают ли страну катаклизмы. Когда ты в чужой стране, ты упиваешься новизной этой реальности и не задумываешься о том, как в ней живут люди. Кажется, что там всё прекрасно, но ключевое слово «кажется».
Рынок в Занзибаре.
Я начал переживать так называемый межкультурный медовый месяц в Африке, когда привык никуда не спешить и внутренне как-то останавливаться. Тогда стало открываться дополнительное экзистенциальное пространство: начинаешь понимать, к чему имеет смысл стремиться, что необходимо сделать, что желательно, а во что лучше не ввязываться.
В турагентстве в Занзибаре, в шаге от путешествия по Индийскому океану.
Бода-бода (мототакси) украшаются изречениями на суахили или английском: «Жизнь — это путешествие».
Фаза 3: Восстановление
Эта фаза наступает, когда ты пережил первые стрессы от столкновения с чужой реальностью, очарованность ею. Поменял вещи, которые можешь поменять — у меня, например, были случаи, когда удавалось студентов приучить к пунктуальности. И смирился с теми вещами, на которые не можешь повлиять.
С коллегами и студентами на литературном вечере, посвященном 200-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова.
Я интересен африканцам именно своей инаковостью. Я для них мостик в мир русской культуры. В то же время отношение к белым тут сложное: я для них был представителем той цивилизации, которая пришла на их континент, всё перевернула и нанесла психологически-историческую травму, с которой они до сих пор живут.
На экскурсии в масайской деревне.
В Танзании видишь тот водораздел, где европейская современность прививается на традиционное общество. Однажды и я был вовлечен в одну из таких акций. Возвращался к себе домой через деревушку внутри города, вроде нашей Николаевки. Смотрю — толпа женщин с барабанами. Стучат. Схватили за руку: «Пойдешь с нами!» Разглядел, а на их юбках канга — изображения кандидата в президенты и название его партии. Они исполняли песни в его поддержку. И мне дали барабаны. И я постучал. Это были те самые гого, язык которых я изучаю. Вот такая попытка упаковать политический месседж в народную рифму.
В музее народности сукума в городе Мванза.
Когда человек возвращается в свою реальность, с ним приключается обратный культурный шок — он воспринимает ее как чужую. Вроде ты только научился жить по-новому, а тут приходится обратно переучиваться. Правда, это быстро происходит.
В общем, я понял, что в Африке невозможно жить по тем правилам, по которым ты живешь здесь. Это просто ни к чему не приведет. Ту реальность можно познать только феноменологически — наблюдая за ней изнутри и позволяя вовлекать себя в эти ритмы и процессы.
С друзьями на африканской вечеринке в Красноярске.