В поселке Тугач Саянского района местные жители открыли музей памяти жертвам сталинских репрессий. С 1938 по 1953 годы здесь располагался Тугачинский исправительно-трудовой лагерь, где за все годы содержалось 12 тысяч человек.
Чашки, ложки, черпаки, ушанки и многое другое пролежало на чердаках жителей поселка более 60 лет. На некоторых из них есть фамилии и инициалы. Жители поселка, большая часть которых — потомки тех заключенных, решили увековечить память о своих родных, безвинно сгинувших в лагерях, и открыли музей под открытым небом под названием «Совершенно секретно — Тугачинский КрасЛАГ». До недавнего времени большая часть информации по этому лагерю была закрыта.
Вместе с предметами быта и личными вещами в музее представлены схема самого лагеря, макеты бараков, письма, фотографии и копии личных дел заключенных, карты местности того времени; на территории поселка обозначены места, где в сталинское время находились лагерная больница, дамба, построенная заключенными, конный парк, кладбище, где хоронили умерших, и т.д. Но самое главное — воспоминания детей заключенных. Их записали и продолжают записывать до сих пор.
Воссозданный макет лагеря. фото: Алексей Бабий
«Голодали так, что иногда у поросят в корытах приходилось искать что-то съедобное. Охранники издевались, чуть кто замешкается, могли пальнуть в спину, якобы за попытку к бегству. Однажды в полынье тонул ребенок, зэк хотел броситься за ним, чтобы спасти, охранник ему не дал, и малыш утонул.
Хоронили осуждённых вначале в отдельных гробах, но люди так часто умирали, что гробы делать не успевали, увозили одного в гробу, вываливали в общую яму и ехали с этим же гробом за следующим» — рассказывал Герасим Берсенев, отсидевший в Тугачинском лагере 10 лет.
Одна из его дочерей, Лидия Слепец, до сих пор живет в Тугаче и признается, что все эти годы чувствовала тяжесть от того, что ходит по земле, куда ее отца, как и тысячи других, согнали на страдание, причем зачастую абсолютно невинно. Согласно архивным данным, в Тугачинском отделении находились в основном по политическим статьям.
Герасим Александрович Берсенев. Фото: архив семьи Слепец.
«Я родилась уже после освобождения папы, — рассказывает Лидия Герасимовна. — Все мои воспоминания основаны на его рассказах. Конечно, нам, детям, он говорил не всё. Но уже и этого было достаточно, чтобы ужаснуться. Его забрали с Восточного Казахстана в 1937 году молоденьким совсем, в 22 года. Дома осталась жена и шестимесячный сын. За что – непонятно. Он был водителем, в те времена очень престижная должность, возил председателя колхоза. На председателя кто-то написал донос, его арестовали. А через некоторое время пришли и за отцом. Получилось, взяли прицепом. Осудили тройкой НКВД по 58 статье (при Сталине «Государственные преступление и контрреволюционная деятельность»), дали «10 лет без права переписки». Угнали по этапу в Красноярский край. Супруга его тоже пострадала, как жену «врага народа» ее отправили рыть котлованы, ребенок остался на бабушку с дедушкой, отпустили ее только через полгода.
Папа просидел в заключении весь срок, лишь в конце его расконвоировали, и он стал выезжать за пределы зоны. Самое страшное из воспоминаний – голод, вседозволенность охранников и рецидивисты, которые в лагере тоже попадались. Однажды папа случайно увидел, как они грабили продуктовый ларек. Пригрозили ему молчать, иначе убьют. Он смолчал, но об этом узнало руководство лагеря и его, как соучастника, заперли на месяц в БОР (барак особого режима). Там на сутки выдавалась кружка воды и 200 граммов хлеба. Он вышел оттуда весом 38 килограммов. Заключенные трудились на износ – валили лес, весь день стояли в холодной воде по колено. Ноги в ботинках от воды и набившегося в них песка растирало в кровь. Бревна скатывали в реку Кан и сплавляли вручную.
помещение времен КрасЛАГа. Фото: Елена Козлова
Освободившись, домой папа не вернулся. Познакомился с женщиной, моей мамой, и они стали жить вместе. Она осталась одна с тремя детьми. Ее муж был охранником в лагере и погиб на фронте в самом начале войны. Папа пожалел, что дети остались одни и стал им настоящим отцом. Даже не думал о том, что это дети охранника: все тогда были подневольные – одни сидели, другим нужна была работа. Он так считал.
У них родилось еще трое детей, в том числе и я. Как-то спросила отца, почему он не вернулся к семье, и он признался, что обиделся: за 10 лет к нему никто из родных ни разу не приехал, а к другим приезжали. Но уже живя с мамой, папа ездил в гости к первой семье, виделся с сыном. Тот даже хотел уехать с ним в Сибирь, но отец отговорил, мол, нельзя бросать мать, которая одна тебя вырастила. И мальчик остался. Удивительно, но у нас в семье не было никакой ревности между друг другом. Позже, когда выросли, мы приезжали в гости к брату, а его дети к нам.
Лидия Слепец с внуками. Фото из архива семьи Слепец
Папу реабилитировали в 1963 году. Ему восстановили стаж, 10 лет лагеря тоже засчитали. Единственное, он не успел получить компенсацию, не дожил. Умер от обширного инфаркта в 66 лет. Он был очень добрый и всё принимал близко к сердцу. Как только начинал рассказывать про лагерное время – плакал.
Нам всю жизнь было обидно за отца, что он пострадал ни за что. А когда открыли музей, стало легче на душе, будто меня саму оправдали. Мы же эту тяжесть от несправедливости такой в себе носили. Помню, как брат рассказывал, что его маленького били и дразнили сыном врага народа, а ему приходилось отбиваться.
Идея создания музея принадлежит детям заключенных по 58 статье и тем, кто заинтересован в сохранении истории своего села. Финансирование у проекта появилось благодаря конкурсу «Культурная мозаика малых городов и сел» — заявку отправили сами жители села.
конверты, найденные в архивах жителей Тугача. Фото: Алексей Бабий
— Территория поселка Тугач — историческая ценность, так как на ней остались сооружения, возведенные руками заключенных, кладбище заключенных, чего нет уже практически ни на одной территории бывших лагерей ГуЛАГа, — говорит сотрудник Саянского краеведческого музея Елена Козлова. — После закрытия лагеря в Тугаче остались жить как бывшие заключенные, так и сотрудники лагеря, охрана. А сейчас – их дети и внуки. Музей в том числе призван объединить и примирить и тех, и других. Для детей и внуков тех, кто был осужден по 58 статье, тех кто долгое время молчал, кто и сегодня не знает о своих родных, поднять историю – важно. Чтобы будущие поколения никогда не пережили тех моментов, когда сосед стучал на соседа, когда ненависть к ближнему была в разгуле.
Жительница Саянского района Мария Жданова вспоминает, как в 1937 году заключенных гнали пешком из Заозёрного в Агинское, они шли три дня. Она в то время жила в соседней деревне Капитоново с родителями. В деревне народу почти не было: всего дворов 20. Кругом была непроходимая тайга, рядом с домами росли вековые лиственницы и кедр. Вскоре началось строительство: строили бараки для заключенных, саму зону обнесли высоким забором и выкопали ров. По всему периметру были расставлены охранники, вооруженные автоматами, некоторые были с собаками. Жить охранникам было негде, их временно подселяли к семьям в Капитоново. Мы были вынуждены их принимать. Селили их в бани, некоторые пускали к себе на квартиры. Это сожительство было очень напряженным временем в моей жизни. В то время в Капитоново еще не было света, и мы обходились смолёвыми лучинами. А заключенные у реки Тугач выстроили электростанцию, мельницу, больницу.
Архивные фото, присланные жителями. Фото: Елена Козлова
Анна Кутко в 1939 году работала в Тугаче вольнонаемной, принимала лес. Женщина вспоминает, как первые заключенные, пока строились бараки, жили в шалашах из коры, зимы были суровые — до 45 и 50 градусов мороза, бывало, портянки примерзали к валенкам. Местному населению запрещалось общаться с заключенными, если такие случаи раскрывались, давалось 24 часа на то, чтобы человек покинул поселок. Во время войны с питанием в лагере было очень плохо, сотрудники ездили по ближайшим деревням и брали у населения и в колхозах больной и падший скот: коров, коней, это мясо долго варили и им кормили заключённых.
Сохранившиеся ушанки зэков. Фото: Алексей Бабий
P.S. На сегодняшний день все материалы и личные дела по Тугачинскому лагерю хранятся в архивах ГУФСИН по Красноярскому краю. В музее нет самого главного — точного списка, кто и за что отбывал здесь наказание. Вместе с открытием жители села написали письмо в ГУФСИН, чтобы им предоставили доступ к информации. На данный момент доступ предоставлен председателю красноярского общества «Мемориал» Алексею Бабию, и он начал в нём работу. По словам Бабия, данные восстановить можно, но технически это довольно сложно. Учетные карточки всего КрасЛАГа расположены в алфавитном порядке (а это сотни тысяч человек). Чтобы выбрать из них тех, кто сидел в Тугаче – нужен не один месяц кропотливой работы. Но можно уточнить сведения о тех людях, у которых известна хотя бы фамилия. Сейчас эта работа ведется совместно с ГУФСИН.