«Проспект Мира» поговорил с родственниками пациентов скандальной клинической больницы № 51 в Железногорске — той самой, где скончался отец Максима Кыхтева, который 25 августа опубликовал видео, где обвинил врачей в халатности. Эта история вызвала массу откликов жителей Железногорска в соцсетях, они рассказывали, что подобные смерти в этой больнице в последнее время стали чуть ли не системой.
Максим Кыхтев в своем видеообращении заявил, что отцу, поступившему в больницу с прободной язвой, поставили неверный диагноз и заподозрили его в пьянстве. По его словам, врачи вели себя грубо и «упражнялись в сарказме и остроумии», строя предположения, «что же мой отец выпил: тосол, антифриз, тормозную жидкость, яд или алкоголь». В итоге отец Максима скончался.
Проверку инцидента проводит Следственный комитет. Заместитель главного врача КБ № 51 по стационарной работе Иван Сердюков на видео, которое опубликовала в своем паблике железногорская газета «Город и горожане», рассказывает, что больница тоже организовала служебную проверку. К смерти пациента якобы привела врачебная ошибка хирурга, который поставил неточный диагноз и направил мужчину в терапевтическое отделение — вместо того, чтобы сделать операцию. Уголовной составляющей, по мнению Сердюкова, в этом случае нет. В отделе по связям с общественностью «Проспекту Мира» 10 сентября сказали, что проверка еще продолжается.
Обновлено. По итогам служебной проверки были наказаны четыре врача КБ №51: Иван Сердюков, хирург и два терапевта, сообщил Максим Кыхтев. Им сделали выговор и лишили премий. Кроме того, следственные органы возбудили уголовное дело по части 2 статьи 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей).
У Евгения Гончарова и его сестры Натальи Демидовой 20 августа в больнице скончался отец, попавший туда, как и отец Кыхтева, с приступом прободной язвы. Родственники подозревают врачей в халатности. Наталья Демидова составила заявление в региональные и федеральные СК, МВД, Генпрокуратуру, Министерство здравоохранения РФ и краевой минздрав с требованием провести проверку. Информация ниже взята из рассказа Евгения Гончарова и заявления его сестры (есть в распоряжении «ПМ»).
В ночь на 5 августа у 69-летнего Александра Гончарова открылось сильное кровотечение. Жена доставила его в КБ № 51. В приемном покое они рассказали персоналу про кровотечение и передали врачам емкость с собранной кровью Александра. Гончаров пояснил медикам, что в 1982 и 2000 годы ему делали операции по лечению прободной язвы. Медкарта Гончарова находилась там же, в КБ № 51. Учитывая всё это, врачам не составляло трудностей получить анамнез больного, указывают родные Александра.
Около часа в больнице ушло на взятие анализов, ФГС Гончарову при этом не проводили, так как в его желудке была кровь. 5 августа Александра прооперировали. Хирурги и реаниматологи сообщили родным, что язв и онкологии при вскрытии и исследовании брюшной полости не обнаружено, в результате операции было произведено ушивание брюшины.
После операции Гончаров, несмотря на выводы врачей, продолжал жаловаться на кровотечение, а также на слабость из-за потери крови, озноб, высокую температуру и сильные боли; как отмечают родственники, он выглядел сильно истощенным. Хирурги якобы сказали родственникам, что кровотечение остановлено, а течь продолжают старые остатки крови.
Уже 6 августа Александру Гончарову провели еще одну операцию. На этот раз врачи сделали другой вывод и заявили, что обнаружили большое количество язв. Во время операции хирурги сделали резекцию (удаление) части желудка, оставшуюся часть соединили с двенадцатиперстной кишкой.
После второй операции Гончаров-старший несколько дней находился в состоянии седации (искусственной комы), так как у него на две минуты остановилось сердце. Изначально врачи подозревали инфаркт, но это предположение не подтвердилось, пересказывают родные Гончарова слова хирургов. Сами родственники считают, что к остановке сердца могли привести передозировка анестезии, болевой синдром, слабость от потери крови и две операции, проведенные в течение двух дней. Помимо седации Гончаров-старший находился под искусственной вентиляцией легких, так как у него было диагностировано воспаление.
Искусственную кому и вентиляцию отменили 10 и 11 августа. Гончаров, придя в себя, по-прежнему жаловался на боли в животе, а также на отношение врачей, которые «не лечат, а мучают». Тело Александра к тому времени сильно отекло и имело синюшный вид, температура держалась на уровне 39,8 градуса, не прекращался озноб.
14 августа родственникам сообщили, что Гончарову провели третью операцию. Они навестили его на следующий день: с их слов, руки и тело мужчины были холодные, температура составляла 39 градусов, тело опухло еще больше. «В нашем присутствии отца с чайника обливали холодной водой, поясняя, что они так сбивают температуру, и грубо сказали не лезть в их дело», — говорится в заявлении, которое составила дочь Александра Гончарова Наталья Демидова.
Необходимость третьей операции, как рассказывают родственники Гончарова, врачи объяснили тем, что желудочная кислота якобы разъела нити, соединяющие желудок и двенадцатиперстную кишку. «Позже врач другого лечащего учреждения указал нам, что желудочная кислота не может разъесть нити; врачи, проводящие операцию, видимо, отцу что-то повредили», — пишет в заявлении Демидова.
После последней операции живот Гончарова не стали зашивать, чтобы «наблюдать за процессом заживления — заживет или нет». В это время Александр Гончаров снова находился под седацией. «После каждой проведенной операции врачи уверяли меня, что всё идет хорошо, всё под контролем, операции прошли успешно и отец идет на поправку», — пишет дочь Александра.
17 августа брюшную полость Гончарова зашили. А ночью 20 августа была диагностирована его смерть, причиной указаны фибринозный перитонит и острая язва гастроэнтероанастомоза.
Как пишет Демидова, еще до того, как стало известно о смерти отца, к его родственникам начали обращаться похоронные агенты с предложением ритуальных услуг. 17 августа похоронщики позвонили супруге Гончарова, а 20-го числа (до того, как родные узнали о смерти Александра) пришли с предложением домой. «При получении справки о смерти от Ивана Сердюкова мой брат обнаружил около его кабинета большое количество похоронных агентов, которые навязчиво предлагали свои услуги, — пишет Демидова. — Я наблюдала передачу (дележку) денежных средств работниками морга и похоронных агентств, на территории которого они находятся».
В заявлении Наталья Демидова настаивает, что ее отец умер в результате отсутствия должной и своевременной медицинской помощи. Она просит провести проверку на халатность и причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей.
Также Демидова пишет, что подобные смерти в железногорской больнице не редкость: «Жителям Железногорска известно, что после лечения в КБ № 51 скончалось большое количество людей, поступивших с достаточно простыми заболеваниями, которые в Красноярске лечатся быстро. Прошу провести статистику в данном случае и сравнение по количеству смертей, наступивших в результате лечения в ФГБУЗ КБ № 51 ФМБА России, по заболеваниям и в результате лечения в лечащих учреждениях Красноярска».
— В 2010 году к нам в гости из Томской области приехала свекровь, — рассказывает Анна Боровикова. — Здесь у нее открылось кровотечение, ее привезли в КБ № 51 и с подозрением на язву начали готовить к операции, сутки не кормили. Но наутро нам позвонили и сказали забрать ее из больницы. Мол, прописки железногорской нет, везите в Томск и там оперируйте. И выписали. Нам посоветовали ехать в красноярский онкоцентр. Оказалось, у нее был рак. В онкоцентре спросили: «Почему в Железногорске-то не сделали операцию?» Объяснили, что полис единый и в больнице не имели права выписывать свекровь из-за отсутствия прописки, — мы тогда этого еще не знали. Операцию сделали в Красноярске где-то через месяц, пока ждали очереди в онкоцентре.
В 2015 году в КБ № 51 попал мой брат: ему делали операцию на руке — шрам был от ладошки до плеча. До этого у него были проблемы с почкой, и после операции, еще в больнице, ему стало хуже. Брата надо было переводить в терапию, садить на искусственную почку, но врачи тянули до последнего. Как объясняли, ждали анализа на креатинин — когда он придет в норму.
Брат в это время мучился от боли. Я приехала к нему в пятницу, в хирургию, он пожаловался, что ему очень плохо, он уже весь отекший лежал, задыхался. Я говорю хирургам: «Ну вы посмотрите на него — ощущение, что человек умирает». Нет-нет, говорят, всё нормально, сейчас на искусственную почку его посадим, переведем в терапию. Часа через два перевели. А через два дня, в воскресенье, мы приехали в больницу и узнали, что он умер. То есть два дня он там просто пролежал — а родственникам про смерть ничего не сообщили. Мама — пожилой человек, ей плохо стало, когда узнала.
В понедельник я пришла в палату брата. Там еще лежал его сосед, он спросил: «А где Андрей?» Я ответила, что он умер. Сосед рассказал мне, как брата перевозили в эту терапию. Ходить он тогда уже не мог, его надо было везти в палату на каталке. Но его просто заставили встать и пойти туда пешком. Он стал задыхаться. Пока вызывали врачей, начали делать искусственное дыхание, кардиограмму. Потом увезли в реанимацию. Умер брат, как записано, от почечной недостаточности. Уже после его смерти я посмотрела анализы, официальную бумагу: за сутки до смерти креатинин у него уже был в норме — то есть его можно было садить на искусственную почку раньше, а не ждать. Может, если бы его раньше прооперировали, он бы остался жив?
Я ходила потом к заведующему стационара. Он извинился, что не сообщили о смерти вовремя, сказал: «Накажем кого надо дисциплинарно». Насчет всего остального ответил, что врачи действовали правильно, а я просто сейчас на эмоциях. Я пыталась узнать в реанимации, почему родственникам не сообщили, что человек умер, но туда меня не пустили. Хотела узнать, кто в те дни на смене был, но мне говорили, что всё произошло во время пересменки: «Когда я работал, он еще жив был», — отвечали. Конца-края не найти, безнаказанность там полная. Мне так и не дали узнать, кто конкретно тогда работал.
— 13 апреля 2018 года моего отца с диагнозом «воспаление легких» положили в стационар КБ № 51. Во время лечения у него начал падать вес. Вела отца заведующая терапевтическим отделением. Она сказала, что с легкими всё нормально, у него с сердцем проблемы. И выписала его с таким эпикризом: «По линии легких здоров, надо обследовать сердце». Я этот эпикриз сфотографировала, принесла в поликлинику, чтобы мне по нему дали талон на обследование к кардиологу. Там нас записали только на 10 мая.
А папе становилось всё хуже и хуже. Мы начали обследовать другие органы, за свой счет. Сделали ему в стационаре платную компьютерную томографию, которая выявила проблемы в легких. Я с этим заключением врача подхожу к заведующей, показываю: «Как же вы могли отца выписать?» На что она мне ответила: «Вы что, хотите, чтобы я его здесь убила вам?» — и настаивала на проблемах с сердцем. Сказала, если ему так плохо, то везите в приемный покой, пусть поступает заново, в какое-нибудь отделение его определят.
Мы повезли его в стационар, сделали ФГС — она показала, что у папы рак желудка. Потом сделали еще исследование, и выяснилось, что рак уже и в легких. Отца положили в терапию. В больнице нам сказали, что помочь папе они уже ничем не смогут, будут только обезболивать. Сказали, что онкологический центр в Красноярске его точно не примет, потому что запущенная стадия, а в краевой больнице без направления от КБ якобы не принимают — и если я захочу отца перевезти, то просто замучаю его дорогой и ожиданием, а толку не будет никакого. Там же, в больнице, у него начал продвигаться тромб, потому что заведующая ему разжижала кровь — якобы она у него густая. Тромб застрял около сердца.
На заведующую отделением я написала жалобу из-за того, что она выписала отца с эпикризом «здоров» — и после этого папу выбросили из одиночной палаты и переселили в общую. От нее до туалета было метров 20, а отец тогда уже еле-еле ходил. Я считаю, что это издевательство и было сделано намеренно, потому что я жаловалась. Я звонила и писала жалобы куда могла: заведующему стационаром, на сайт КБ, в министерство здравоохранения края. В министерстве меня перенаправили на [заместителя главврача КБ № 51 Александра] Ломакина — он просто отписался, что папе всю помощь оказали в полном объеме.
9 мая моего папы не стало — то есть он даже не дожил до обследования кардиолога, которое нам назначили.
Репутация у больницы № 51 в городе ужасная. Я в Железногорске живу с 1989 года, мне бабушка рассказывала, что раньше там мест свободных не было — все туда стремились поехать лечиться, из отдаленных поселков приезжали. Но потом это всё куда-то делось. Сейчас туда просто боятся попадать. Многие сразу в Красноярск едут, некоторые врачи сами говорят: «Вы здесь не лечитесь, езжайте туда». В КБ не хочется попадать — не то что в стационар, даже в поликлинику. В основном отношение к тебе ужасное, грубость — это неотъемлемая часть работы.
Почему так? Низкие зарплаты — врачи регулярно жалуются, что им мало платят; высокая нагрузка, вот медики и стали уезжать. Нормальных врачей остались единицы. У меня был случай, когда я с ангиной и температурой 37,5 пришла в поликлинику — врач открыла карточку и сказала: «Ну, при беременности такое может быть». Я говорю: «При какой? Которая у меня три года назад была?» Оказалось, врач не там карточку открыла. Это разве нормально? На медосмотрах врачи фонендоскоп в уши не вставляют, на стрелочки тонометра не смотрят — сразу пишут 120 на 80 и до свидания. При мне в травматологии девочка, которая о батарею голову разбила, с мамой час ждала, пока ей голову зашьют. Хотя, справедливости ради, когда мой ребенок травмировался, нас быстро приняли — повезло, что хирург в этот момент находился на первом этаже.
****
В железногорской прессе можно найти упоминания о других похожих случаях в КБ № 51. В июле 2017 года, например, во время операции по поводу перитонита скончался 14-летний подросток. Тетя ребенка настаивала, что хирурги слишком поздно приступили к операции. За год до этого жительница Железногорска рассказала журналистам, что узнала о смерти мужа от похоронного агента на следующее утро после того, как супруга увезли в реанимацию больницы.
На видео в паблике газеты «Город и горожане» заместитель главврача Иван Сердюков заявил, что «по всем случаям, жалобам, сложным клиническим ситуациям у нас проводятся служебные проверки». «Это контроль качества нашей работы, — сказал он. — Мы всегда в этом плане работаем, принимаем какие-то решения — административные, управленческие». На вопрос, наказывали ли или отстраняли кого-либо из медперсонала за нарушения, Сердюков ответил, что наказания были, но не отстранения: «Наказания [у нас] какие: выговор с последующими финансовыми санкциями».
Заместитель главного врача по медицинской части КБ № 51 Игорь Колотупов, говоря о проблемах в больнице, в октябре прошлого года заявлял, что в 2013 году изменился принцип финансирования, в результате чего возник дефицит бюджета — и, как следствие, отток специалистов. Год назад, по его словам, больница была укомплектована менее чем на 83%, в том числе врачами — на 87,7%; работники пенсионного возраста составляли 36%.
Обновлено. В отделе по связям с общественностью больницы КБ № 51 в ответ на запрос «ПМ» ответили, что проверка по случаю смерти Кыхтева окончена, ее результаты сообщили Максиму. По факту смерти Гончарова проводится служебная проверка. О смерти пациентов их близкие узнают от персонала больницы, говорится в ответе.
В 2018 году в КБ №51 поступило 18 жалоб, из них шесть признаны обоснованными; с начала этого года жалоб было 17, из них обоснованными признали также шесть.