5 августа заключенный исправительного центра при ИК-27 Михаил Голиков пожаловался на избиение сотрудниками ГУФСИН. По словам Голикова, из него пытались выбить показания против начальника колонии Михаила Половникова.
Спустя месяц СК возбудил уголовное дело о превышении полномочий и официально признал Голикова потерпевшим. По предварительной информации следствия, «не менее трех сотрудников отдела розыска оперативного управления ГУФСИН, находясь при исполнении своих должностных обязанностей, применили к осужденному физическое насилие, нанеся удары руками в область лица, верхних конечностей и грудной клетки, причинив последнему телесные повреждения».
Сейчас в суде рассматривают вопрос об условно-досрочном освобождении Михаила Голикова. На имя председателя суда пришло письмо из ГУФСИН с сообщениями о том, что осужденный якобы вымогал деньги у других заключенных и принимал участие в краже грузовика в 2018 году. Адвокат Михаила Голикова считает, что это письмо является давлением на суд, и утверждает, что Голиков не является фигурантом указанных в письме уголовных дел.
Сразу трое заключенных — Константин Оглы, Артем Канюк и Никита Тишкин — заявили, что сотрудники колонии оказывают на них давление. Они рассказали, что гуфсиновцы угрожают им дисциплинарными взысканиями, штрафами и убеждают дать ложные показания против Михаила Голикова.
Адвокат Михаила Голикова Виктория Дерменева предоставила редакции «ПМ» запись, сделанную Никитой Тишкиным. По словам адвоката, Никита общается со старшим оперуполномоченным оперативного управления ГУФСИН России по Красноярскому краю, полковником внутренней службы Рустамом Алишеровичем Сулеймановым.
«ПМ» направил запрос в ГУФСИН с просьбой объяснить поведение сотрудника Сулейманова, его оскорбления в адрес Тишкина и давление на заключенного.
Вот сама запись — на ней присутствует нецензурная лексика.
Ниже частичная расшифровка разговора Тишкина и Сулейманова. Некоторые фразы сложно разобрать.
Сулейманов: Ты сам-то понимаешь, нет… свои…
Тишкин: Понимаю.
Сулейманов: (неразборчиво)… А там что делал?
Тишкин: Работал на промзоне.
Сулейманов: На стройке работал? Слепцова (Слепцов Сергей Викторович, заместитель начальника ГУФСИН по Красноярскому краю, начальник оперативного управления ГУФСИН) знаешь?
Тишкин: Да.
Сулейманов: Тебе здесь хорошо?
Тишкин: Попроще, чем в лагере, конечно.
Сулейманов: Хорошо здесь?
Тишкин: Угу.
Сулейманов: Ты… [на хрена] лезешь куда не надо?
Тишкин: Так я никуда не лезу…
Сулейманов: Ты дурак или что? Я тебе конкретный вопрос задаю.
Тишкин: Я никуда не…
Сулейманов: Мне надо представиться, с кем ты разговариваешь? Ты меня знаешь?
Тишкин: Я знаю вас.
Сулейманов: Знаешь меня… Ты знаешь, вот есть задача, которую дают… (неразборчиво) Михаил Саныча (Михаил Александрович Половников, начальник ИК-27) сейчас нету пока. Как бы есть задача, которую надо выполнять. Выполнять грамотно, чтоб не [облажаться].
Тишкин: Я понимаю, о чем вы говорите.
Сулейманов: Да [ни хрена] ты не понимаешь. Ты просто не понимаешь. Тебе (неразборчиво) привет передал?
Тишкин: Он пришел и говорит, да, тебя вызывают. Я пошел сюда.
Сулейманов: Ты… во-первых, ты ж как все, да? Ничем от других не отличаешься?
Тишкин: Ну конечно, такой же, как и все.
Сулейманов: Ну, [на хрена] (неразборчиво), объясни мне. [На хрена] вам вот эта [проблема], пока мы здесь находимся… людей отрабатывать, которые сюда приходят, заходят, [на хрен]. Потом их дергают, [на хрен], жизнь им отравляют…
Тишкин: Да кто жизнь отравляет?
Сулейманов: Я тебе, [блин], это… Ты думай, с кем разговариваешь, сначала!
Тишкин: Зачем кому-то жизнь отравлять? Тем более сейчас такая тяжелая ситуация.
Сулейманов: Знаешь, у кого тяжелая ситуация? Тяжелая… Тяжелая ситуация у ваших, [на хрен], отцов, папулек ваших. Типа Голикова (Михаил Голиков, заключенный УФИЦ ИК-27, потерпевший в деле об избиении сотрудниками ГУФСИН), [на хрен], и тех, кто освободился, у двоих. Тоже тяжелая ситуация. У Артемки (Артем Канюк, заключенный УФИЦ ИК-27) тяжелая ситуация, [на хрен]. А вот у вас с Оглы (Константин Оглы, заключенный УФИЦ ИК-27) она как бы, нет… не трогает. Из виду вообще это… ну, знаем как бы, но это… Вы… вам задачу ставит администрация… Контроль… У вас ни чиповки, ни вербовки, потому что это [конец] будет. Ты же понимаешь прекрасно — что мне надо, я найду, [на хрен]. Что мне надо — опрошу. Ты же понимаешь, что очень много людей здесь злых сидят, [на хрен]. Ты же понимаешь, когда массово деньги забирают — это никому не нравится, правильно? Ты же понимаешь, что я не буду говорить, один [хрен]… [На хрена] лезете?! Чтоб потом что с вами-то сделать?! Что нужно, [на хрен]? Я не собираюсь, [на хрен], сидеть угрожать, [блин]! Ты же понимаешь, должен своей башкой допетрить, что, [на хрен]… Сейчас, [на хрен], ты разозлишь, [блин], и это повернется против тебя. Ты противодействуешь же нам. Если они сливаются, они уже будут сливаться,[на хрен].
Тишкин: (неразборчиво)
Сулейманов: [Что] понятно? Только мы можем понять, как ограничить. Следствию [все равно], прокуратура — всем [все равно], понимаешь? У них есть уголовное дело, а мы уже разграничиваем, [на хрен]. Ну если Миша уже не идет, [на хрен], против, [на хрен], ну пусть он [пенис]-галопом катится [на хрен]. Он уже влетает в эту [ерунду]. Вы [для чего] нос пихаете сюда? Вы зачем помогаете? Никто не оценит, [на хрен]. Жопа-то ваша пострадает, зачем это? Вот объясни мне, зачем? Вот просто — [для чего]?
Тишкин: (неразборчиво)
Сулейманов: (неразборчиво) придет спасать? Не придет.
Тишкин: Я ничего не делал. Мне зачем? У меня есть своя работа. Я слежу за (неразборчиво). Это понятно — конечно, мы актив.
Сулейманов: Я тебя не просто так вызвал сейчас. И если я говорю, значит, я знаю, что мы будем делать. Знаю я! [На хрен], [блин]… Ты пойми, родной. Ты пойми, родной — они же дальше будут продолжать вид, что вы пугаете. А это что…
Тишкин: Они всегда будут говорить…
Сулейманов: (неразборчиво)
Тишкин: (неразборчиво)
Сулейманов: Мне кажется, нет. Ты не понимаешь всей серьезности. Ты не представляешь разницу между мной и Михалапом (Михалап Алексей Николаевич, начальник оперативного отдела ФКУ ИК-27).
Тишкин: Я понимаю прекрасно…
Сулейманов: Ты не понимаешь, что оперативный отдел здесь подчиняется оперативному управлению. Сегодня есть Михалап завтра его нет, [на хрен]. Не понимаешь. И когда возникнет вопрос, [на хрен], они от вас это… Да [зачем] они нужны, они [гомосексуалы]. Это как бы… Я жизнь видел. Давно работаю. А мне-то [зачем]? Ты же понимаешь, ты же мне сейчас (неразборчиво). Я-то тебя буду разрывать, [на хрен]. А тебе на свободу надо. Ты когда (неразборчиво), прежде чем залечивать, [на хрен]? Ты просто [изумишься]. Ты не вывезешь. Голиков сам понимает, что не вывезет. Ну [зачем] барахтаться? Ты вообще, кстати, видел, когда Голикова привезли?
Тишкин: Да, видел.
Сулейманов: (неразборчиво)
Тишкин: Да, конечно.
Сулейманов: Его на УАЗике же привезли?
Тишкин: На «Патриоте», получается. Да-да-да, на этом «Патриоте».
Сулейманов: Когда привезли его?
Тишкин: В понедельник.
Сулейманов: Во сколько времени?
Тишкин: В 10 часов утра. Около 10 утра.
Сулейманов: А забрали утром?
Тишкин: Утром, после подъема.
Сулейманов: Так, его привезли, а дальше куда дели?
Тишкин: Посадили в ПДН.
Сулейманов: В ПДНе сидел… А потом?
Тишкин: Потом скорую вызвали, скорая приехала.
Сулейманов: Когда скорая приехала?
Тишкин: Минут через 40.
Сулейманов: В ПДНе он сколько просидел?
Тишкин: Ну вот его посадили, где-то час двадцать прошло. Его скорая забрала. В скорой часа три он пробыл, а потом привезли и опять в ПДН посадили.
Сулейманов: Ну это второй раз. А вот когда на УАЗике его привезли, какие повреждения были?
Тишкин: Ну у него лицо было разбито. То есть так я по телу не могу сказать, что у него было. Но лицо было разбито — синяк там, кровь с носа текла. Он здесь сидел около кабинета сначала. Завели сюда, он здесь сидел. Потом…
Сулейманов: Что говорил?
Тишкин: Ничего, не подпускали к нему никого. Он там, когда заходил, просил там — вызовите адвоката. Все, больше ничего. А так не подпускал розыск никого…
Сулейманов: Что, какие… Еще раз опиши повреждения (неразборчиво) Голикова?
Тишкин: Там синяк около, там… ну, около глаза. Губы там подбитые, и с носа кровь текла.
Сулейманов: Угу. А синяк был какого цвета?
Тишкин: Он только начинал появляться. Ну, еще розово-красный. Видно, что должен появиться синяк. Ну, опухоль.
Сулейманов: А плохо ему стало (неразборчиво)…
Тишкин: Ну, вот его привезли, то есть. Ему сразу плохо было, как я понимаю. Потому что сразу вызвали скорую, ждали, как его в ПДН посадили. Пришли врачи здесь, наши местные, проверили давление, что-то еще там. Ну и вызвали скорую, да, местные врачи.
Сулейманов: И его повезли?
Тишкин: Его сразу, да. То есть приехала скорая…
Сулейманов: А упал он когда?
Тишкин: Ну вот я зашел, и его привезли… То есть я видел, что машина приехала. Зашел, он уже лежал…
Сулейманов: А когда он упал со скорой там?
Тишкин: Ну не знаю, когда роняли его там. Увозили… То есть, я этого не видел.
Сулейманов: И что он... (неразборчиво)
Тишкин: Пока я с ним не разговаривал… (неразборчиво) Ну, сотрудники… к нему вообще никого не подпускают. К нему даже кухонного работника не подпускают. То есть… Спрашивали, просили…
Сулейманов: А когда в ПДНе сидел?
Тишкин: Так а там всегда сидел рядом с ним розыск. То есть мы там просили, чтобы узнать — может, таблетки какие-то надо, что-то еще, лекарства там, что-то… Одежду там. Сказали ему там... Ничего не надо, что надо — мы сами скажем. То есть… К нему вообще никого не подпускают.
Сулейманов: Что говорят?
Тишкин: Ну как, вообще, говорят, что вот увезли сотрудники. Что избили сотрудники, привезли. Ну как бы мы видели уже в интернете, что…
Сулейманов: Я знаю, что вы видели.
Тишкин: Ну, в интернете видно, что он говорит, что избили сотрудники. Конкретно-то информации никто не знает — только он знает и сотрудники, с кем общался.
Сулейманов: А когда ты... (неразборчиво)
Тишкин: Он подходил, но сотрудники розыска даже голову не разрешают наклонять. Отдал и забрал — просмотрели всю пищу, все подняли, посмотрели, отдали всю пищу. С ним постоянно сотрудники.
Сулейманов: Местные?
Тишкин: Нет, розыска. То есть постоянно сидят два сотрудника, один там с одной стороны.
Сулейманов: Твой первый ход?
Тишкин: Да.
Сулейманов: Сколько ты уже отсидел?
Тишкин: Четыре года почти.
Сулейманов: Четыре года сидел… Ну ты чуть-чуть жизнь уже видел, да?
Тишкин: Ну конечно.
Сулейманов: Как ты думаешь, кто с системой борется — что будет?
Тишкин: Да еще систему никто не победил, систему…
Сулейманов: Тогда у меня вопрос. Как ты думаешь, что будет у тебя, если ты будешь противодействовать управлению?
Тишкин: Я думаю, что ничего хорошего не будет.
Сулейманов: Тогда объясни мне, когда тебе говорят «Не надо, [на хрен]» или говорят наоборот «Давай, делай», ты думаешь головой своей или инстинктом своего сохранения?
Тишкин: Головой, конечно.
Сулейманов: Так вот я тебе говорю — если мне хоть один человек скажет, что после меня или после (неразборчиво) кого-то заводили на КПП, общались, угрожали, выясняли, что говорили. У тебя будет очень все плохо, понял? Понятно?
Тишкин: Да-да.
Сулейманов: Только ты понимаешь, что взыскание — это еще не «очень все плохо»? Понимаешь, да?
Тишкин: Да, конечно.
Сулейманов: Поэтому подумай, [зачем] [ерунду] вы месите. Понятно? С Михалапом разговаривал? Сегодня разговаривал?
Тишкин: Не разговаривал сегодня.
Сулейманов: (неразборчиво) говорят, разговаривали с Михалапом.
Тишкин: Я не разговаривал сегодня с Михалапом.
Сулейманов: Я тебе все сказал.
Тишкин: Я вас услышал.
Сулейманов: Ты меня понять должен, а не услышать. (неразборчиво)
Тишкин: Понял, понял.
Сулейманов: Иди.