В четверг, 31 октября, напротив здания мэрии устроили пикет около 20 обманутых пайщиков кредитных потребительских кооперативов «Сибирский фонд сбережений» («СФС») и «Золотой круг». Пайщики первого требуют возбудить уголовное дело против экс-директора «СФС» Ольги Мозгович. О проблемах в «СФС» прокуратура объявила в сентябре 2017 года — она нашла в нем признаки финансовой пирамиды и мошенничества.
В Красноярском крае пайщиками кооператива стали 2599 человек, которые вложили в него почти 1,2 миллиарда рублей. При этом, судя по словам участников пикета и сообщениям СМИ, «СФС» был частью пирамиды, действовавшей почти в двух десятках регионов России, с корнями в Хабаровске.
Сейчас «Сибирский фонд сбережений» банкротится, деньги с кооператива требуют минимум сотни людей. Уголовное дело в отношении бывшего директора красноярского кооператива между тем до сих не возбуждено.
«Проспект Мира» побывал на пикете и пообщался с представителем пайщиков Лирой Костенко.
«Я представляю пайщиков, обманутых кооперативами в Красноярском крае. Их довольно много. Основная часть пострадавших — это доверчивые пенсионеры. Суммы, которые люди несли в «Сибирский фонд сбережений», — от 10 тысяч до почти 20 миллионов рублей.
Сама я не вкладывала в кооператив деньги, но там у меня родственники, так что, можно сказать, воюю за своих. Я норильчанка, уехала в Москву на постоянное место жительства и там узнала, что мои знакомые в Норильске вляпались в норильский офис «СФС». Центральный офис находился здесь, в Красноярске, в какой-то момент его филиалы начали поочередно закрываться в городах края — в Норильске, Богучанах, Саяногорске, Шарыпове, Лесосибирске — и остался только один здешний офис. После этого, полтора года назад, я специально приехала разбираться с проблемой — я не юрист, я самоучка, все это время занимаюсь только этим и сейчас не работаю.
Собрались мы здесь сегодня, потому что уголовное дело в отношении руководителя «СФС» не возбуждено. Ее зовут Ольга Мозгович. Ночью в октябре 2017 года у нее дома был обыск. К ней пришла полиция с отрядом СОБР — и в полтретьего ночи Мозгович выкинула свою компьютерную технику в окно. Два обыска прошли здесь, в офисе кооператива (кооператив снимал офис в здании мэрии — «ПМ»). Как говорят следователи, материала недостаточно. То есть того, что она (директор) создала условия для привлечения денежных средств, создала восемь филиалов в семи городах Красноярского края, давала агрессивную рекламу на привлечение денег, — этого всего недостаточно.
Кооператив был создан 3 марта 2010 года, 1 апреля 2010 года туда на работу приняли Мозгович. Как выяснилось в суде, где рассматривался вопрос о ее заработной плате, директором она назначила себя сама (по данным ЕГРЮЛ, директором Ольга Мозгович числится с 13 апреля 2010-го — «ПМ»).
Под ее руководством КПК принимал деньги у населения, отдавал их под большие проценты в общества с ограниченной ответственностью. Это были юридические лица, которые существовали менее года, хозяйственной деятельности не вели либо вели недостаточно для того, чтобы хотя бы погасить проценты по тем многомиллионным займам, которые наш кооператив им давал. По месту регистрации эти фирмы не находились, имущества у них никакого не было, а уставной капитал был от 10 до 50 тысяч рублей.
Для выдачи денег фирмам в кооперативе был создан комитет по займам, который как бы и давал распоряжения директору кооператива на выдачу и пролонгацию займов. То есть директор сняла с себя ответственность. Потом выяснилось, что эти протоколы просто непонятно кто подписывал.
Займы ООО-шкам регулярно пролонгировались. Пролонгируя займы, Мозгович оттягивала по ним срок исковых претензий — в итоге по части этих ООО-шек срок давности [предъявления исковых требований] закончился. А уже перед тем, как ввели банкротство [кооператива], она дала этим фирмам еще какую-то сумму. Мы считаем, это сумма за какие-либо откаты.
Пайщикам же рассказывали, что деньги вкладывались под недвижимость, как будто вклады были обеспечены квартирами. Но когда пришел арбитражный управляющий, выяснилось, что квартир как таковых нет. Это 30 объектов недвижимости, и если бы они были достроены, то пайщики по текущей рыночной стоимости получили бы всего 95 миллионов рублей. 25 из этих квартир находятся в доме, который даже не начинали строить: там котлован не выкопан, трава растет. Другие пять квартир в доме, строительство которого заморожено уже много лет, там живет только один сторож, охраняет территорию.
Все фирмы, которым кооператив давал займы, и недвижимость находятся в Хабаровске (все учредители «СФС», по данным сервиса «Контур.Фокус», имеют ИНН Хабаровского края — «ПМ»). Изначально и кооператив «Сибирский фонд сбережений» тоже находился в Хабаровске и назывался «КрасноярскКредит». Потом его переименовали, потому что якобы был еще один кооператив с таким же названием с какой-то нехорошей репутацией.
На часть этих фирм мы подавали в суды, чтобы вернуть долги. Но судебные приставы закончили исполнительное производство, потому что брать с этих фирм нечего. По месту регистрации они не находятся, письма до них не доходят, на расчетных счетах денег у них нет. Есть только картотека долгов. Поэтому исполнительное производство закрыто.
Сейчас мы будем эти ООО-шки банкротить как отсутствующих должников для того, чтобы понять, куда эти денежные средства уходили после поступления от кооператива, чтобы отследить финансовые операции. Потому что пока у нас такого права нет.
В отношении нескольких ООО-шек введено банкротство, однако много по нему мы не получим. Потому что у нас в стране сеть таких кооперативов. Конкретно в пирамиде [в которую входит «СФС»] — 29 кооперативов в 19 регионах России. Они были организованы [хабаровским бизнесменом] Максимом Серкиным, который сейчас находится в СИЗО в Москве. Это «Амурский сберегательный», «Хабаровский ипотечный», наш «Сибирский фонд сбережений», «Байкальский», «Омский» — в общем, их много. Все, что заканчиваются на «фонд сбережений», все в этой пирамиде. Всего это 25 тысяч пайщиков, общая сумма около 10 миллиардов рублей. Серкина сейчас банкротят, но у него тоже ничего нет — какая-то машина в непонятном состоянии и немножко земли. Это нашли конкурсные управляющие при его банкротстве, а одновременно по нему идет следствие — и оно не нашло ничего».