Северные олени на грани вымирания: чем грозит ЧС в Норильске природе. «Пока прогноз нехороший»

29 мая в Норильске разлилось около 20 тысяч тонн дизельного топлива местной ТЭЦ-3 НТЭК. Президент Владимир Путин по итогам совещания 3 июня ввел в регионе режим ЧС федерального уровня. 

Солярка попала в реки Далдыкан и Амбарная. Распространение топлива, как сообщала пресс-служба Всемирного фонда дикой природы в России (WWF), удалось сдержать боновыми заграждениями в пяти километрах от озеро Пясино. При этом в WWF отметили, что в озеро все равно попали загрязняющие вещества — наиболее токсичные компоненты дизтоплива бензол, толуол, этилбензол и ксилол. Они легко растворяются в воде и их нельзя собраны бонами, утверждали в фонде.

Официально, впрочем, о загрязнении озера пока не сообщалось. Экологи настаивают, что нужно организовать мониторинг качества воды ниже по течению реки Амбарная и до устья реки Пясина, вытекающей из озера. Река Пясина на Таймыре важна тем, что вдоль нее пасутся дикие северные олени, популяция которых и так снижается в последние годы.

Обновлено. 4 июня «Коммерсант» со ссылкой на Росрыболовство сообщил, что основная масса топлива все же попала в озеро Пясино под заграждениями.

«Проспект Мира» поговорил с директором Центральносибирского заповедника Павлом Кочкаревым о том, чем может грозить оленям одна из масштабных экологических катастроф в крае.

Павел Кочкарев

— 20 тысяч тонн солярки, которые попали в реки Таймыра, — это само по себе катастрофа. Это 350 вагонов, которые со страшной скоростью умчались по рекам, и какая-то значительная часть топлива попала в озеро Пясино. Из него вытекает река Пясина, вдоль которой идут основные пастбища дикого северного оленя. Там гнездятся гуси, прилетающие с юга, и много краснокнижных птиц, например, краснозобая казарка. 

Сейчас на северах из-за высокой температуры идет раннее половодье — то есть огромные площади залиты водой, по которой будет распространяться солярка. Вода потом спадет, а солярка, как легкий агент, осядет на всей травянистой и кустарниковой растительности по берегам Пясины, где питаются олени и гнездятся птицы. Кроме того, часть Пясины еще стоит во льду, лед будет напитываться соляркой и потом понесет ее дальше.

Мы пока не можем говорить, к каким последствиям это приведет. Сейчас будут летние полевые работы, на место выедет масса ученых — наверное, ближе к сентябрю что-то конкретное можно будет сказать. Но пока прогноз нехороший. 

Понимаете, что может произойти: олени будут питаться на загрязненных пастбищах, кто-то умрет на месте, а кто-то пойдет на юг, в южные поселки, потом придет в Эвенкию — такой больной олень, насыщенный углеводородами. На него будут охотиться, добывать, есть, а еще хуже — повезут потом на мясокомбинаты. 

За 70 лет наш олень практически адаптировался к выбросам норильского комбината — мы ежегодно берем анализы внутренних органов, тканей оленей, кормовых условий, и видим это. Естественно, там происходят массовые изменения иммунной системы, в системе размножения и у самцов и самок, но к хроническому воздействию комбината они все же адаптировались. А тут случается этот майский выброс топлива.

Сейчас надо думать, как минимизировать экологические потери, потери животного и растительного мира, — и не допустить перехода на людей от птиц и оленей, которые будут питаться кормами, загрязненными дизтопливом. Одно из наших предложений — это запрет на охоту на дикого северного оленя хотя бы на этот год, пока непонятна ситуация с пастбищами. И я надеюсь, здравый смысл восторжествует и никто не будет поджигать эти 20 тысяч тонн (об этом шла речь на совещании с Путиным). Потому что тогда случится другая экологическая катастрофа — выброс гигантского количества углеводорода в атмосферу. Пойдет все это северным переносом на Таймыр, а если будут южные ветра, то на плато Путорана.

Конечно, не все таймырские олени пойдут пастись на Пясину, но существенная часть будет там. Сколько точно сейчас оленей на Таймыре, мы не знаем, потому что министерство природных ресурсов края уже больше пяти лет не проводит полномасштабные учеты. (В прошлом году Кочкарев заявлял, что численность диких северных оленей на Таймыре сократилась до 50 тысяч особей, в 2017 году говорилось о 250 тысячах. Впрочем, по подсчетам Заповедников Таймыра, в 2019 году диких северных оленей на полуострове могло быть от 400 до 440 тысяч).

Олени разделяются по пастбищам — центрального Таймыра (это как раз пойма Пясины) и восточного. Так что, грубо говоря, половина от оставшейся сегодня популяции придет на реку Пясину.

Последние годы численность дикого северного оленя на Таймыре и без того падает. Основной фактор — отстрел животных коренным населением в течение всего года и свободная реализация излишков продукции на рынке. К ним приехала масса спекулянтов, которые заставляют заниматься добычей оленей и реализацией мяса. Это совсем не традиционный вид промысла — никогда у нас коренные жители не истребляли то, за счет чего живут. Перекупщики — это большие мясокомбинаты из Санкт-Петербурга, Улан-Удэ, например.

Мы с группой ученых из Таймырского заповедника считаем, что ежегодно там добывают порядка 60 тысяч оленей. Плюс-минус порядка 15-20 тысяч — это никем не учтенный отстрел.

Проблема в том, что добываются олени бесконтрольно. Популяция может сохраниться, если сохраняется половозрастная добыча — то есть учитывается, сколько добывается самок, самцов и молодняка в процентах. А сейчас на Таймыре отстреливаются самые большие, взрослые особи — те, кто могут дать здоровое потомство. Их уничтожают в первую очередь в погоне за рублем, чтобы на один выстрел добыть как можно больше мяса. Бесконтрольная добыча приводит к тому, что олени, которые остаются в живых, недостаточно подготовлены к воспроизводству. А если они и вступают в отношения и приносят телят, то маложизнеспособных.

Основная добыча — это зрелые самцы и самки, телят вообще никто не берет. Лет пять назад мы около отстрельных точек видели телят текущего года рождения, по 150-200 голов, у которых мамок просто отстреляли, пустили на мясо. Они никому не нужны, у них вес — 15-20 килограмм. Эти телята без поддержки взрослых оленей обречены на то, что их съедят волки, росомахи, песцы, — да и просто они не знают ни путей миграции, ни как кормиться толком зимой.

Почему в крае перестали следить за оленями? Нет средств, отвечают в правительстве. Как правило, еще в советские времена учеты были ежегодные. Мы сошлись на подсчетах раз в три года, но последний раз их проводили в 2014 году. Тогда исследование показало, что численность снизилась на 25-30% по сравнению с 2000 годом.

В советские времена был так называемый северный отряд из 64 человек, который контролировал отстрельные точки по рекам Пясина и Хатанга. Строго выдерживались научные рекомендации о том, сколько процентов самцов взрослых, самок, телят можно изъять. При таком дифференцированном подходе удавалось сохранять поголовье, несмотря, например, даже на то, что в 1980 году промхоз «Таймырский» добыл около 100 тысяч оленей. Сейчас, по официальным данным, мы добываем в два раза меньше этого, и у нас снижается численность. Вот такой вот сложный механизм, в котором мы, люди, повинны.