Руководитель отряда поисковиков Оксана Василишина рассказала о том, как она пришла в волонтерство, на что существует организация — и кто они, люди, которые, бросив все, готовы сутками напролет искать пропавших.
В 2012 году я жила в Зеленой Роще, недалеко от того места, где вечером 28 апреля пропал 8-летний Ильяз Давлетмуратов. Мальчик гулял с друзьями во дворе. Заскочил домой, попросил денег на сладости, потом забежал еще раз — переодеть куртку. Больше родные его не видели.
Полицейские объявили призыв к жителям: нужно было расклеивать ориентировки и прочесывать пустырь вокруг. Я на тот момент уже несколько дней следила за новостями о мальчике — и не смогла усидеть дома.
На призыв также откликнулись ребята из ближайшей округи. Искали неделю, выстраивались цепью и прочесывали территорию за комплексом «Арена.Север». И через неделю поисков наткнулись на убитого ребенка. Ильяз лежал в овраге, одетый во все темное, поэтому с ходу и не был замечен.
Передать то, что мы тогда пережили, невозможно. Это и беспомощность, и отчаяние, и горе, и страх. А еще — горячее желание искать дальше тех, кто теряется, уходит, попадает в беду. Из нас к тому времени уже собралась неплохая команда, и мы предложили полиции свою помощь. Нам объяснили, что одного желания недостаточно. Ведь мы, по сути, люди с улицы, делиться с нами оперативной информацией никто не будет. Так нам предложили зарегистрировать организацию.
В России к тому времени уже началось волонтерское движение по поиску пропавших, так что в апреле 2012-го мы собрались в инициативную группу, а в феврале 2013 года уже зарегистрировали КРОО «Поиск пропавших детей — Красноярск». Заключили соглашение о сотрудничестве с полицией. Первое время постоянно им звонили, советовались: вешать ориентировку или сразу выезжать; что можно выдавать в сеть, а что нет. Сейчас уже разбираемся сами. Поняли, что в 70% случаев нет смысла тут же вскакивать и бежать искать, достаточно грамотно и оперативно распространить информацию. Начинает звонить население: кто-то что-то где-то видел. И вот тогда можно целенаправленно ехать. Тем более заявок с каждым годом становится все больше, если раньше их было от одной до трех в месяц, то сейчас около 50.
Несмотря на то что организация называется «Поиск пропавших детей», мы давно уже ищем всех. Просто не смогли отказать, когда стали обращаться по поиску взрослых. В общем-то нет разницы, какого возраста человек потерялся: пяти, 15 или 25 лет. Все это — чьи-то дети, за всех одинаково переживают и волнуются близкие.
Главная ценность отряда — люди. Сегодня «Поиск» состоит из 50 человек актива — это опергруппа — и еще около 150 человек новичков, которые тоже готовы выезжать, помогать, но в основном на резонансные поиски детей, когда необходимо сразу большое количество людей. Костяк — это рабочая молодежь, люди от 20 лет и выше.
Попадают к нам по-разному. Кто-то, точно так же как я, увидел однажды объявление, вышел на поиски и остался. Есть и бывшие «потеряшки». Как-то мы искали парня, заблудившегося на «Столбах». Нашли живого и здорового, и он остался с нами. Есть мама 16-летнего Владислава, который два года назад спрыгнул с Николаевского моста. Мы очень долго его искали, осматривали ближайшие берега, воду, было обследовано около 10 километров акватории Енисея в районе моста. Но все бесполезно. Сейчас поиски прекращены, но мама Влада осталась с нами.
Как удается совмещать работу и поиски? При желании это возможно. Мы ищем и вечером, и ночью, у кого-то сменная работа, кто-то проводит за поисками свои отпуска.
Несмотря на то что мы уже давно занимаемся поисками наравне с полицией, постоянного финансирования у отряда нет. Первоначально помогли спонсоры, «Норникель» и «Ванкорнефть» приобрели необходимую технику: ноутбуки, рации, навигаторы, квадроциклы, квадрокоптеры, подводные камеры. «Национальный центр поиска пропавших и пострадавших детей» (Москва), в состав которого мы входим вот уже два года, купил машину. Помещение, где мы сейчас находимся, безвозмездно предоставило Агентство молодежной политики Красноярского края. Мы платим только за коммуналку, порой личными средствами. На ГСМ и сотовую связи просим у жителей. Люди откликаются — но чаще когда идут какие-то конкретные поиски.
Конечно, при стабильном финансировании работа была бы эффективнее. Телефон горячей линии у нас работает круглосуточно. Я сама на нем нахожусь, уже привыкла мгновенно просыпаться ночью от звонка. Передаю его коллегам, только когда уезжаю.
В этом году будем впервые пытаться привлекать средства с помощью президентских грантов. До сих пор до этого просто руки не доходили.
Серьезная статья расходов — ГСМ. В последние годы мы стараемся создавать хоть какой-то запас, чтобы не оказаться без топлива, если нужно срочно выезжать. Предупреждаем волонтеров, что в черте города придется ездить на своем, заправляем только на дальние расстояния. Люди понимают, так как от этого порой зависит чья-то жизнь.
Реагировать приходится очень быстро. Поступает заявка, от родных или от полиции — неважно. Выясняем район поисков, кидаем информацию в общий чат оперативной группы — готовность номер один. Волонтеры, которые живут рядом, тут же подтягиваются, в это время в штабе готовят ориентировку, созваниваются с родными и полицией, согласовывают действия.
В последнее время мы редко объявляем сбор на стене группы. Потому что никогда не знаешь, какими будут поиски: ищем просто ушедшего или это криминал. Вся оперативная информация только в закрытых чатах. Элементарно чтобы не подключился человек, имеющий отношение кисчезновении. Единственное исключение — дети, когда очень быстро нужно собрать много человек для прочесывания большой территории.
Каждый поиск разный, но каждый западает в душу так, что потом очень долго приходишь в себя, живешь этим день, два, неделю, месяц. Смотря какой результат — даже если НЖ (найден, жив. — Прим. ред.), эмоции еще долго преследуют. Особенно тяжко искать утонувших детей — по весеннему льду или летом во время купания. Когда приходится видеть, как достают ребенка, находить первой… это невыносимо.
Как-то мы искали в Канске 7-летнего Кирилла Каминского. Мальчик провалился под лед как раз в тот день, когда на классном часе им читали лекцию о том, как опасно выходить на лед, — сразу же после школы пошел проверить. Получилась обратная реакция. Мы несколько раз туда выезжали, обходили берега, но там был очень толстый лед. Ребенка нашли, только когда лед полностью растаял.
Есть поиски, которые действительно сложно забыть. Наверное, многие слышали о 9-летнем Косте Чернове из Богучанского района, это было очень резонансное дело. Мальчика-сироту в школе попросили прочитать стихи о маме. Он расплакался и убежал. Больше его живым никто не видел.
Искали полтора года, были подняты все силы: волонтеры, местные жители, полицейские, кинологи с собаками обследовали едва ли не каждый уголок, до последнего надеялись, что ребенок жив. Мы выезжали на место несколько раз, жили неделями зимой, весной, летом. Нашли Костю случайно в пожарном водоеме прямо на территории школы, когда поиски были уже прекращены. Несчастный случай, мальчик провалился и утонул.
Кроме поисков, мы занимаемся профилактикой. Готовим лекторов, которые потом идут в школы и рассказывают детям, как нужно вести себя с незнакомыми, как отличить незнакомца от чужого. Учат звать на помощь — дети сегодня элементарно не могут закричать. Благодаря воспитанию они считают, что в общественном месте, на улице шуметь, кусаться, драться со взрослыми недопустимо. Лекторы прямо во время занятий просят их покричать — у детей не получается. Многие уверены, что если их позвали по имени, значит, человек свой и его не стоит бояться. В прошлом году мы проводили эксперимент, пытались увести детей с улицы. Из 15 ребят буквально в течение одной минуты 13 ушли с незнакомцами.
Конечно, я никогда не предполагала, что буду заниматься поисками людей. Работала продавцом радиодеталей в магазине. Сначала ездила на поиски в свободное время, но по мере развития отряда совмещать становилось сложнее и сложнее, решила полностью посвятить себя любимому делу.
Нам есть куда двигаться, и это то дело, которому я готова отдавать всю себя без остатка. Кроме горя и страданий, это же еще и невероятная радость, когда находишь ребенка живым, передаешь его маме. Не знаю даже, кто счастливее в это мгновение, я или он.
Все, кто хотел бы нам помочь, могут зайти в наши группы в социальных сетях и заполнить анкету. Выбрать направление: профилактика, картография, поиск-лес, поиск-город, инфогруппа. Но нужно понимать, что поиски пропавших — это не игра в зарницу, не романтика. Это труд, тяжелый физически и морально, и цена в нем — человеческая жизнь.
К слову, необязательно ехать в лес, можно помочь сидя дома у компьютера, распечатать 10 ориентировок и расклеить у себя в округе. Также у нас на стене в группе есть расчетный счет, куда можно перечислить любую сумму на развитие отряда. За все траты мы полностью отчитываемся перед налоговой.
Конечно, я безумно благодарна всем волонтерам, которые сегодня в отряде, и красноярцам, простым жителям. Если с началом работы «Поиска» людей сложно было раскачать даже на репост, то сегодня красноярцы откликаются очень активно: звонят, пишут, сообщают. Они уже не пройдут мимо потерявшейся бабушки, остановятся, вызовут скорую. Не оставят в беде маленького ребенка, который вдруг оказался на улице без родителей. Красноярск и его жители очень поменялись в этом плане, город стал более чутким, милосердным и неравнодушным к чужой беде.
Меня часто спрашивают, а как же трагедия с моим мужем Олегом, которая произошла летом 2018 года. После избиения он 35 минут пролежал на асфальте, и никто из прохожих ему не помог. Место, где это случилось, было довольно опасное, на отшибе, там сложный контингент. Но это не значит, что все красноярцы равнодушные. Дело еще расследуется, но, полагаю, обвиняемому ничего не грозит, признают несчастным случаем.
Говорить о случившимся и сейчас очень тяжело, но даже оно не поколебало мою веру. Я видела отзывы, чувствовала огромную поддержку своих людей в отряде. Именно они помогли мне со всем этим справиться. Поэтому в людей я буду верить до последнего.
Телефон горячей линии КРОО «Поиск пропавших детей — Красноярск» работает круглосуточно: +7 (950) 996-60-66.